Девушка казалась веселой, но на самом деле она не знала, что сказать, как попрощаться с этим молодым человеком, ставшим ей приятелем на несколько часов. Ей теперь было неловко за излишнюю откровенность, которую она позволила себе с ним. Если бы она была настоящей феей, она взмахнула бы волшебной палочкой и юноша исчез или превратился бы в дерево, и о нем больше не надо было бы думать. Но он по-прежнему стоял рядом, охваченный непонятными переживаниями, и ей уже начало казаться, что она никогда не сможет от него отделаться. Она почувствовала себя очень жестокой. «Нет, — подумала она, — это не жестокость, просто я хочу спать…» Сладкая нега разливалась по телу, веки наливались тяжестью. Ей приходилось делать усилия, чтобы не закрыть глаза. Ей хотелось оказаться в своей комнате, снять с себя одежду, надеть прохладную пижаму, лечь в постель и погрузиться в сон без сновидений.
А юноше казалось, что он заколдован. Он не мог оторвать глаз от входной двери: в стеклах отражались ветки дерева, покрытые крошечными листочками; их раскачивал ветер, пятна тени играли с пятнами света.
— Пора прощаться… — Он вздохнул и добавил, охваченный тоской: — Я хотел бы попросить у вас кое-что на прощанье…
«Говори, но только побыстрее…» — подумала она как в тумане, потому что сон был уже повсюду — в глазах, в руках, в ногах; он захватил ее всю, ее тело и душу. Ей казалось, что она не спала никогда, что весь сон, накопившийся за восемнадцать лет, навалился на нее и требовал в эту ночь причитавшуюся ему дань.
Не дождавшись ответа, он собрался духом и продолжил:
— Я все думаю об этом, но не знаю, как вам это сказать. Прежде чем мы расстанемся, я бы хотел… ваши прекрасные волосы… — Рожденные чувствами слова упорхнули прочь, словно стая вспугнутых птиц, и вместо них слышалось лишь невнятное бормотание. Он не знал, как попросить у нее позволения прикоснуться к ее волосам. — …мне кажется, в них застряло конфетти…
— Ну так сними же скорее!
Она улыбнулась, доверчиво пригнув голову.
Юноша поднял руку. Пальцы дрожали, словно рука жила своей жизнью, отдельно от тела: он медленно потянулся к ее голове и коснулся волос.
— Теперь скажем друг другу «прощай».
— Прощай.
Она открыла дверь. Прежде чем исчезнуть в сумерках лестницы, она повернула голову и нежно сказала:
— Прощай.
— Прощай.
Но она, должно быть, его уже не расслышала. Дверь захлопнулась с глухим металлическим лязгом.
Юноша растерянно постоял перед домом, чувствуя, как к нему вновь вернулись ночь, улица, весь знакомый ему мир: словно тот, другой мир навеки исчез, отсеченный ударом двери.
У него не осталось ничего, только шелковистое касание на кончиках пальцев, как будто на них осела тонкая золотая пыльца, осыпавшаяся с крыльев бабочки. «Я влюбился как сумасшедший», — подумал он. Он брел под деревьями вдоль улицы. Порыв ветра тронул ветви над его головой. Он чувствовал, как вдоль бедра сочится холод, и инстинктивно потянулся рукой, чтобы прикрыть дыру на брюках. Он ускорил шаг.
— Черт побери! Что они скажут, когда я верну костюм?
Бездомный пес, заметив его издалека, подошел к нему и затрусил вслед. Где-то на другой стороне улицы зазвенел будильник. Звон казался унылым, безнадежным, словно будильник тщетно старался разбудить мертвеца.