Рассказы

Юлиус помнил, что его тащили в кузницу и он отпихивался ослабевшими руками и стучал зубами.

Потом его раздевали и растирали чем-то грубым шерстяным, а он все отпихивался и мычал от боли, лежа на чьем-то тулупе. Мужики то и дело выбегали из кузницы, шарили в своих телегах и возвращались, неся что-нибудь в руках. Кто-то из них дал Юлиусу глотнуть вина прямо из горлышка бутылки. Юлиус глотнул довольно много, после чего медленно приподнялся и встал посреди кузницы, чувствуя на себе чужие, подбитые ватой брюки и сапоги. Все тело его горело, растертое чьими-то старательными руками, и как будто рвалось вверх, мягко облегаемое сухой одеждой.

Но Юлиус не хотел чужой одежды. Он сбросил с обнаженных плеч наброшенный кем-то полушубок и, хмуро глядя в землю, взялся за сапоги.

В это время огромная рука протянула к его лицу большой кусок хлеба и вареной свинины.

— Ты, может быть, поешь немного, Юлиус? Животик подвело как будто? А? — сказал по-эстонски знакомый высокий парень и тронул черными от копоти пальцами его опавший живот.

Он так приветливо и широко улыбнулся, этот парень, во все свое раскрасневшееся большое лицо, что Юлиус взял от него хлеб и начал жадно есть, стараясь не глядеть на бородатые лица, окружающие его.

А парень снова быстро вернулся к наковальне. Ну и громадный же он был! Их было трое там, около наковальни. Они спешили с какой-то работой. Чернобородый человек в кожаном фартуке, ростом равный Юлиусу, поворачивал на наковальне длинными щипцами раскаленное железо, а высокий парень и другой, пониже, широко взмахивали молотками. Красное железо, разбрасывая искры, мялось и сплющивалось, точно глина.

В горне ярко блистали раскаленные угли и куски железа. А рядом в полумраке колыхались огромные мехи, приводимые в движение чьей-то рукой. Около наковальни валялась груда починенных и новых лопат, вил и топоров. В стороне лежали плуги, бороны и разной величины тележные колеса, опоясанные свежими шинами.

Но больше всего внимание Юлиуса привлек странный плуг, прислоненный к стене и тоже закопченный от недавней починки. У этого плуга было шесть крупных лемехов, расположенных рядом по косой линии. Это было удивительно.

Юлиус проглотил последний кусок хлеба и свинины и облизал пальцы. Обнаженной спиной он чувствовал приятную теплоту, исходящую от горна, и ему стало веселее.

Пища всегда спасала его от всяких болезней, и большой парень правильно отгадал, что ему нужно. Выпитое вино тоже оказывало свое действие.

Юлиус не отрывал глаз от странного плуга. Вот это действительно плуг! Там, где другому нужно пройти с двумя конями шесть раз, он пройдет один раз. Вот это здорово! Такому плугу нужно большое поле, и вспашет он во много раз больше, чем один человек на паре лошадей. Приятно, наверно, работать таким плугом. Потратишь сил немного, а вспашешь много. Юлиус вспомнил, с каким трудом ему давалась каждая борозда, особенно там, где сухая, глинистая земля выталкивает из борозды плуг и на него приходится налегать всем телом, или там, где земля сыра и липнет к плугу так, что каждые десять шагов приходится счищать ее с лемеха. А как трудно пахать среди свежих пней! Там приходится ковырять не плугом, а сохой. Корни не пускают соху вперед, и ее приходится держать все время на руках. А потом ночью снятся не ровные, рыхлые борозды, а корявые пни и пучки корней. И руки дергаются во сне, как будто поминутно вырывают соху из земли.

Юлиус пощупал удивительный плуг и погладил блестящие лемехи. Только кто же его потащит, этот плуг? Где найдешь такого коня? Он вопросительно обернулся к мужикам, смотревшим на него с улыбкой. Уж не тот ли большой парень потащит его по полю? Да, пожалуй, только ему и под силу такой плуг.

Юлиусу стало еще веселее от этой мысли. Он показал мужикам, как рослый парень потащит этот плуг. Мужики весело засмеялись и начали объяснять ему, чем тянут этот плуг.

— Ты слыхал, Эльмар? — крикнул один из них. — Тут порешили тебя заместо трактора запрягать...

Высокий парень пропустил три удара молотом, улыбнулся, вытирая пот, и крикнул по-русски:

— Да он и сам в тракторы годится, если подкормить как следует.

И он снова взмахнул молотом.

— Ты сам, парень, поведешь, — сказал один из мужиков, тыча пальцем в грудь Юлиуса. — Гляди — грудища-то! Что колокол! А ручки-то — слава тебе господи! Подкову сломаешь, небось?

Мужик пошарил на земляном полу и дал Юлиусу стертую подкову.

— А ну, разогни!

Юлиус весело улыбнулся. Это он мог сделать. Наверно, для них это в диковинку? Ого! Он покажет им, какие люди живут на хуторах. Он напряг большие, мускулистые руки, обвитые толстыми венами, и разогнул слегка подкову. Но согнуть ее снова он уже не мог. Боль в мышцах и костях еще не совсем утихла.

Тогда чернобородый человек в кожаном фартуке сказал:

— Ой, дорогие гости, вы же мне так попортите все подковы!

Он взял подкову из рук Юлиуса, понатужился и согнул ее в прежнее положение.

— Не сдаешь еще, Абрам Давыдыч? — подмигнул ему один из мужиков.

— Зачем сдавать? Не время сдавать, — ответил тот и показал белые зубы между черной бородой и усами.