Рассказы

— А я все же думаю, что нужно более разумно расходовать свою силу. Об этом я и пришел сегодня говорить с вами. Вы знаете, что наша партия и правительство стремятся к тому, чтобы улучшить жизнь каждого трудящегося. Но этого трудно достичь, если все будут действовать разрозненно: один будет надрываться у себя на хуторе, другой на своей чересполосной земле в деревне. Нужно объединиться и работать организованно под одним общим руководством, и тогда будет возможна не только богатая жизнь для всех, но и сокращение рабочего дня. Вы понимаете? Тогда не придется работать ночью при звездах, и пни легко полетят из земли, если это будет нужно, потому что за них возьмутся дружно сразу несколько человек, а может быть, и машина... Как вы на это смотрите?

Но старый Уйт уже смотрел холодно и враждебно.

— Я этими руками кормил себя и свою семью, а каждого лентяя кормить не хочу! — оказал он.

— Так вы и будете кормить только себя и семью! — воскликнул человек.

Но старый Уйт уже встал и пошел на двор. Он больше не хотел слушать. Человек пошел за ним.

На дворе им встретился сын Уйта с топором в руках. Он поздоровался с человеком, как со старым знакомым, и спросил, почему у них такие невеселые лица.

— Да вот ваш отец протестует против колхоза, — улыбнулся человек.

— Чортова душа, — сказал старый Уйт по-эстонски, — он у меня отнял целый час. Я думал — человек за делом пришел, а он меня в какую-то коммуну загнать хочет.

Сын улыбнулся половинкой губ.

— А что вас так пугает в колхозе? — спросил человек у старика.

— Я не хочу с моим сыном вдвоем кормить половину колхоза, — мрачно сказал старый Уйт.

Человек весело засмеялся.

— Ну что вы! — сказал он. — Половину колхоза! Не слишком ли много на себя берете?

Старый Уйт сверкнул глазами и яростно оглянулся вокруг, кусая губы.

— Смотри! — сказал он и указал на небольшой сарай, стоявший рядом с хлевом. — Сколько, по-твоему, надо времени и людей, чтобы его разобрать?

— Чтобы разобрать? Ну... скажем, человека два-три за день вполне разберут...

Уйт взял топор из рук сына и пошел к сараю, тяжело и стремительно ступая по двору босыми ногами.

Подставив лестницу, он влез на верхний венец сарая и встал в пролете между крайними стропилами. Двумя ударами топора Уйт вышиб одно стропило из паза. Крыша, покрытая дранкой, крякнула и осела.

Уйт воткнул топор в бревно и обнял стропило обеими руками. Что-то звонко лопнуло, хрустнуло, затрещало. Одна сторона крыши медленно отделилась от сруба, потянув за собой верхнее бревно и весь деревянный настил потолка. Уйт медленно выпрямился вслед за крышей. На покрасневших висках у него вздулись жилы. Верхнее бревно сруба, скрепленное со стропилами, сначала поднялось вместе с крышей, увлекая за собой весь ряд потолочного настила, но потом вдруг сорвалось внутрь сруба, подняв оттуда облако мякинной пыли, и весь потолочный настил посыпался вслед за ним, точно макароны из опрокинутого ящика.

После этого Уйт сразу выпрямился и сильно толкнул руками вверх. Крыша крякнула последний раз, сложилась пополам и обрушилась вниз, вырвав из сруба еще одно бревно.

Тогда Уйт взял в руки топор и пошел по срубу вкруговую. Он встряхивал каждое бревно ударом топора и затем выбрасывал его из паза одним взмахом огромных рук.

Когда сруб стал высотой в человеческий рост, Уйт слез на землю, и тогда бревна полетели во все стороны, как игрушки.

Сын стоял рядом с удивленным гостем и улыбался во весь рот. Через калитку сада смотрели три удивленных женских лица.

— Ну вот, — сказал старый Уйт, — вот тебе и три человека и целый день...

Он тяжело и часто дышал. Лицо его почернело, покрылось потом и слоем мякинной пыли, а по бокам толстой мускулистой шеи быстро-быстро вздрагивали артерии, расширяемые толчками крови.

— Это чорт знает что такое! — сказал изумленный человек.

Сын улыбался одной половинкой губ и убирал бревна, загородившие дорогу. Он брал каждое бревно в руки и, слегка качнув, швырял его в общую кучу в сторону хлева. Человек смотрел на него и моргал глазами.

— Сколько же весит каждое бревно? — спросил он.

Сын Уйта прикинул на руках одно бревно.

— Они ведь сухие, — сказал он. — Ну, пудов десять, двенадцать... — и, качнув бревно, он швырнул его в общую кучу.

— Нет, это чорт знает что такое! — повторил гость еще раз.

Больше он ничего не сказал в этот день и ушел. Сын ушел вместе с ним.

Через три дня сын, обмакивая картошку в жирный соус, сказал отцу:

— Старик, у нас теперь два дома, — который, по-твоему, лучше?

Это был глупый вопрос. Какой же дурак будет строить новый дом хуже старого? Старый Уйт ничего не ответил, доставая вилкой со сковороды кусок жареной свинины.

— Ты все-таки реши, который лучше, — продолжал сын, — потому что жить нам, пожалуй, придется отдельно. Я ведь присоединяюсь к тем, — и он качнул головой в ту сторону, где пролегала дорога.

Все молчали, занятые едой.