Рассказы

— Нет, почему бы не зарезать всех? — продолжал он громче, и голос его визжал, как у поросенка. — Почему бы не зарезать всех? Режьте всех. Да. Режьте весь птичий двор и празднуйте на здоровье. Да. И закрывайте лавочку.

— Слушай, Юхан...

— Ну, Юхан, Юхан. Я уже семьдесят лет Юхан. Ну?

— Не болтай глупостей и не мешай работать. Ты сам в комиссии, сам постановлял. А если тебе кажется, что много затратили, — иди и проверь все хозяйство. Ты увидишь, что ничего не убыло и что даже праздничный фонд не будет полностью растрачен.

— Черти! — ворчал тогда Юхан Ойнас, уходя прочь. — Даже старые сошли с ума — перестали заботиться о завтрашнем дне, будто они тоже родились в семнадцатом году и не знают, как тяжело хозяйству после праздника.

Юхан Ойнас вздохнул, пробираясь мимо танцующих гостей у народного дома. Он вспомнил свою свинью.

Вспомнил также, что два года после нее свинарник пустовал и он забыл вкус свинины.

Но он должен был помнить еще про плотников и кузнецов.

Он остановился и посмотрел вокруг, ища знакомые лица. Но знакомых лиц не было. К нему все время оборачивались чужие лица, потные от жары. Гости приехали с утренним заморозком, одетые по-зимнему, и теперь потели так, что у некоторых даже бороды и усы казались влажными, а у гладко выбритых щеки и подбородки были усеяны мелкими каплями, как бисером. Многие из них уже снимали пиджаки, пальто и тужурки, оставаясь в рубашках. Солнце грело так сильно, что люди забывали про обледеневший снег, посыпанный песком и хрустевший у них под ногами. Тут были русские, эстонцы, белорусы, евреи.

Один из них спросил у Ойнаса дорогу к выставке, и Ойнас подробно объяснил ему по-русски, с легким эстонским акцентом, как туда пройти. Выставка помещалась в старом доме Яна Уйта, в том самом доме, который он построил один, без чужой помощи, таская бревна на себе. Там был показан весь путь развития колхоза от первого топора Яна Уйта до комбайна...

Ойнас говорил громко, чтобы заглушить шум толпы и духового оркестра, так что его слышали многие. Он показал также дорогу к машинной станции, к маслозаводу, к центральному саду, к пчельнику, к птичнику, к детскому клубу и к школе-десятилетке. Но он умолчал про скотные дворы и конюшни.

— Только вы далеко по хуторам не расходитесь, граждане, — сказал он. — Скоро начнется торжественное собрание. Да. А потом кино. Два кино: одно снаружи, а другое внутри. И ракеты. А завтра будет спектакль на открытом воздухе и национальные танцы в костюмах. Старики и старухи тоже покажут свое. А потом прощальный вечер, выступят приехавшие артисты.

Люди поблагодарили и взглянули на него с уважением. Он заметил это, выпрямил немного сухую спину и спросил важным тоном:

— Вам дали место для ночлега?

— Дали.

— И лошадей поставили куда следует?

— Мы на машинах.

— Машины ваши поставили?

— Поставили.

— Хорошо. — Юхан сделал вид, что обдумывает что-то важное, потом спросил: — А вы кушали, товарищи? Пойдем к столу, закусите.

— Спасибо, — ответили они, — мы дома закусили.

Но ему было приятно сознавать себя в некотором роде хозяином такого обширного хозяйства и праздника, и он потянул их в большой зал нардома.

Он долго водил их между рядами столов, накрытых белыми скатертями, пытаясь найти свободное место. Но столы были заняты таким большим количеством людей, что воздух, пропитанный запахами кушаний, дрожал от гула их голосов, от звона тарелок, стаканов, ножей и вилок.

Свободных мест не нашлось. Тогда он повел своих гостей прямо в сад, где ряды столов извивались между липами, кленами и березами.

Правда, там суп и жаркое остывали быстрее, но зато весеннее солнце светило прямо в дно тарелок сквозь жирный слой супа, в графины с домашним пивом, в стаканы с чаем. А сверху нависали ветки деревьев с толстыми зелеными почками.

Под ногами гостей хрустел подтаявший лед, и скамейки вдавились в него от их тяжести.

Юхан Ойнас усадил гостей и придвинул к ним для начала студень и тарелки с колбасой, ветчиной и сыром. Потом он окликнул одну из девушек, обслуживающих столы, и поручил ей гостей.

Девушка в голубом платье и белом переднике принесла чистые тарелки и ложки. Другая девушка в таком же платье и переднике подошла с коромыслом на плече. Она принесла из кухонной базы в двух ведрах суп и компот. Третья девушка подкатила коляску с жарким, и еще две девушки в таких же платьях быстро наполнили все тарелки.

Их было всего тридцать девушек, эстонок и русских, одетых одинаково в этот день. Им предстояло немало работы, потому что столов нехватало, а гостей нужно было обслужить всех, кто бы ни явился: приглашенный или неприглашенный, родственник, знакомый, чужой или даже случайный прохожий и проезжий. Каждого нужно было как следует принять и угостить. О том, чтобы назначить какой-то общий обеденный час, нечего было и думать. Поэтому столы работали беспрерывно.

Поговорив с кузнецами и плотниками, Юхан Ойнас опять вышел через боковую улицу в поле и поднялся на отдаленный бугор, чтобы еще раз посмотреть издали на Эльмара и Федора, шагающих по воде.