Пришлось Ивану Сазоновичу согласиться. Ему было приятно, что с таким уважением относится к нему новый директор, что он, пенсионер Михаленок, «карандашик», которому чудом удалось уцелеть на страшной, кровавой войне, повернул собрание в другую сторону, и справедливость восторжествовала.
Иван Сазонович продирался через густой подлесок, упрекая себя, что не пошел в обход, по дороге. Вдруг ему показалось, что в чаще затарахтел трактор — мотор дизеля, так залопотала крыльями громадная птица, тяжело поднялась и, словно торпеда, ринулась в кустарник.
«Черт тебя дери! Напугал! Наверное, глухарь, — подумал Михаленок. — Значит, есть еще. Не всех перебили». Он обрадовался, что в ближнем лесу живут глухари. На днях, когда под вечер возвращался с грибами, видел семейку лосей.
Вскоре он вышел на дорогу. До села еще была добрая верста, а в ногах он уже почувствовал усталость: выходил он сегодня немало. В стороне от дороги лежала громадная ель — ветер вывернул ее с корнем.
«Дерево большое, а корни слабые», — отметил Михаленок, сел на шершавый ствол с густыми сухими сучьями. Толстый комель ели венчала темная шапка корней, которые торчали во все стороны. Он вытер вспотевший лоб, осмотрелся вокруг, увидел маленькую курчавую сосенку, прижатую сухими ветвями. Встал, освободил ее из плена, но деревце стояло, склонив верхушку, будто не верило, что можно свободно выпрямиться.
«Вот так и я жил. Боялся сказать, что думал. Считали меня винтиком, „карандашиком“. Эх, если б раньше можно было выпрямиться во весь рост», — вздохнул Михаленок и широким легким шагом направился домой.
Просина тайна, или как петух гусака отдубасил
Как-то утром дед Авхим услышал жалостливый писк гусёнка, глянул за веранду и увидел в углу двора петуха, который колошматил малого гусенка. Дед бросился на помощь, но с другого конца двора, растопырив крылья летел гусак. Он опередил хозяина, сильно скубанул петуха за хвост, тот испуганно кинулся удирать. Гусёнок, прихрамывая, поплелся к своей семье, гусак задрал вверх красно-желтый клюв и победоносно загоготал. Гусыня ласково гегала, будто гладила клювом малыша, но в ее голосе слышались нотки упрека: что ж ты, озорник, отбился от семьи, вот и получил нахлобучку.
С того дня гусак люто возненавидел петуха и не давал ему проходу. Дед Авхим пробовал помирить их, но попытка не удалась. Он рассказал о конфликтной ситуации в хозяйстве бабе Просе, предложил:
— А может, в суп певника?
— Ты что? Такой молодой, красивый. Такой певун. Да и наседка еще не вывела цыплят. Куры без петуха яйца нести перестанут. Разве, что ты их топтать будешь? — игриво глянула Прося на мужа.
— От, раскудахталась! Тебя, балаболку, только зацепи, — проворчал дед, взял косу и пошел со двора.
Через несколько дней Прося сама увидела, как гусак загнал петуха в угол и долбал его со всей пролетарской ненавистью. Прося поймала гусака, зажала между ног крылья, подсунула петуху, что б он отомстил, напугал обидчика и тот больше не лез.
— Пыль-пыль-пыль! Петя, ходи, не бойся. Я держу твоего обидчика. Дай ему, что б он тебя бояся!
Петух осмотрелся, подошел поближе, мгновенно оценил ситуацию, сверкнул красно-оранжевым мстительным глазом и давай долбать гусака.
— Ну хватит. Проучил разбойника. Припугнул хорошенько и дос.
Прося отпустила гусака, тот рванул удирать без оглядки. Но петух, как коршун, взлетел вверх, догнал гусака. Вцепился на спине и начал клевать в шею. Гусак кружил по двору, но сбросить наездника не мог. Такого поворота баба Прося не ждала. Теперь ей довелось спасать гусака. Ухватила она веник-деркач, согнала петуха-забияку.
Вскоре вывелись цыплята. Их было тринадцать — именно столько яиц положила Прося под наседку. Радовались дед и баба.
— От, молодчина наш певник. Все яйца наигранные. Отличный топтун. Работяга!
— Не то, что ты, — упрекнула деда Прося.
— Так он же совсим молодой. А я восьмой десяток разменял, — оправдывался хозяин.
Как-то под вечер, когда гуси возвращались с поля, Авхим увидел необычайную картину: петух оседлал гусака и гонял его по двору. Дед остолбенел от удивления, позвал бабу Просю:
— Смотри, что делается! Чистае кино. Боевик американский! Петух дубасит гусака! Это же он своих детей боронит. Во, природа! Пересилил свой страх…
— Что ты рот разинул? Спасай гусака! А то этот разбойник до крови задолбает.
Прося деркачем согнала петуха, гусей заперла в сарае. Про свою «педагогическую практику» ничего не сказала. Петух — черный, шея и хвост желто-пестрые, ярко-красный гребень — словно боксер-победитель на ринге, важно разгуливал по двору. Авхим залюбовался своим петухом, пошел похвалиться соседу Гришке.