С этими словами Раймон опустился на колено и протянул руки, словно ожидая, что на них наденут кандалы. Тогда императрица сняла с шеи великолепную золотую цепь в восемь обхватов и, прикрепив один ее конец к запястью графа Барселонского, отдала другой в руки маркизы Прованской. Увидев себя во власти столь милого охранника, граф Раймон поклялся, что не порвет этой нежной цепи и не освободится от нее без согласия маркизы, а та, тотчас же разрешила ему уйти и готовиться к отъезду.
Три дня спустя императрица Германии отправилась в Кёльн в сопровождении ста рыцарей, ста дам и ста девиц, уводя сеньора графа на золотой цепи, второй конец которой держала в своих руках прекрасная придворная дама Пракседы; так они пересекли Русильон, Лангедок, Дофине, Швейцарию и Люксембург. Согласно данной им клятве, сеньор граф освобождался от цепи только с разрешения своей охранницы.
Предупрежденный о прибытии Раймона Беренгара, император встретил кортеж в пяти льё от Кёльна. При виде храброго рыцаря, защитившего честь его возлюбленной супруги, Генрих спешился; граф поспешил последовать его примеру и, ведомый маркизой Прованской, подошел к императору; тот нежно его обнял и спросил, что хотел бы благородный сеньор получить в благодарность за великую и почетную услугу.
— Государь, — отвечал граф, — поскольку я не могу освободиться от этой цепи без позволения маркизы, я хотел бы, чтобы вы приказали ей не разрывать отныне эту цепь без моего согласия; тогда, государь, мы окажемся скованными навеки и, если будет угодно Богу, не только на земле, но и в ином мире.
Дус Прованская покраснела; возможно, ей хотелось что-то возразить, но она находилась в зависимости от императора и должна была подчиняться любым его приказаниям.
Император назначил свадьбу через неделю, и Дус Прованская оказалась столь послушным вассалом, что не стала просить ни часа отсрочки.
Так Раймон Беренгар III, граф Барселонский, стал маркизом земель Прованса.
Педро Жестокий
В конце 1356 года, в теплый сентябрьский вечер, над Севильей и ее окрестностями разразилась такая гроза, какую могут по-настоящему представить себе только жители южных стран. Небо походило на пелену пламени; удары грома перекатывались по всему своду, а вместо лавы из этого перевернутого вулкана извергались потоки дождя. Время от времени огненная борозда вырывалась из огромного кратера, стремительно пробегала путь до верхушки какой-нибудь ели и обвивалась вокруг нее. Дерево вспыхивало как гигантский факел, на короткое мгновение освещая пропасть, над которой оно росло, и вскоре гасло; затем все вокруг погружалось во тьму, кажущуюся еще более глубокой, чем она была до этого внезапно вспыхнувшего в ночи огня.