Рассказы

И вот, наконец, благодарение Богу, при сиянии факелов, превращавших ночь в сплошное веселье, а мрак — в свет, под громкие звуки барабанов, литавр, труб и других инструментов, под крики герольдов «Барселона! Барселона!» и вопли жонглеров шествие достигло церкви святого Спасителя. Хотя, как мы говорили, пройденный путь не превышал двух миль, кортеж двигался так медленно, давая возможность всем насладиться зрелищем, что пробило полночь, когда граф вступил на порог церкви, где его ждал во главе всего своего клира архиепископ Барселонский, которому предстояло на следующий день короновать его.

Знатные сеньоры, ожидавшие посвящения в рыцари, вслед за графом вошли в церковь и приступили к бдению, читая молитвы, преисполняясь радостью и распевая духовные гимны, посвященные Господу нашему Иисусу Христу. Так провели они эту благословенную ночь, благочестиво внимая заутрене, в которой участвовали архиепископы, епископы, приоры, аббаты, читавшие свои часы с благоговейной набожностью в назидание всем присутствующим.

Настало утро; двери широко, распахнулись для всех верующих, и церковь заполнилась; это было просто чудо, что такое количество людей смогло, не задохнувшись, разместиться на подобном пространстве. Архиепископ облачился в торжественную одежду для мессы, а сеньор граф в свою очередь надел стихарь, словно он сам должен был служить мессу, а сверху — далматику, столь роскошную, что никогда ни один император, ни один король не носил ничего похожего; на шею он повесил великолепную епитрахиль с таким жемчугом и такими драгоценными камнями, что невозможно было даже оценить их стоимость; потом он накинул орарь, не менее великолепный, и при этом каждый раз, когда граф надевал новое облачение, архиепископ повторял молитву. Наконец подготовка была завершена и архиепископ начал службу; проговорив эпистолу, он прервался на минуту, и при торжественных гулких звуках органа два поручителя графа — дон Хуан Хименес де ла Рока и Альфонс Фердинанд, сеньор д’Иксер, — приблизились к нему: один пристегнул ему правую шпору, другой — левую. Граф подошел к алтарю, распростерся перед дарохранительницей и стал тихо молиться, тогда как архиепископ, стоя рядом, повторял молитву громко. Закончив молиться, граф поднялся, взял меч с алтаря, смиренно поцеловал рукоятку в форме креста, опоясался мечом, выхватил его из ножен и трижды разрубил им воздух. Первым взмахом он бросал вызов всем врагам святой католической веры, при втором взмахе обещал защищать всех сирот, калек и вдов, а при третьем взмахе поклялся всю свою жизнь быть справедливым как к великим, так и к малым, как к иноземцам, так и к своим подданным.

Когда прозвучали слова последней клятвы, громкий звонкий голос отозвался: «Аминь!»; все обернулись в поисках кричавшего; оказалось, что это провансальский менестрель, проникший в церковь; его сочли недостойным остального общества и хотели изгнать, но граф, расспросив, чем вызван ропот, и узнав, в чем дело, запретил трогать беднягу, говоря, что в такую минуту нельзя отвергать ничьей молитвы, будь то молитва вельможи или простолюдина, богатого или бедного, сильного или слабого, лишь бы только сердце этого человека было чистым, а помыслы — благими. Менестреля оставили в покое, а сеньор граф, вложив меч в ножны, вверил себя и свое оружие милости Божьей, моля о вечном его святом покровительстве и о даровании победы над всеми врагами. Архиепископ помазал святым елеем плечо и правую руку государя. Граф тотчас подошел к алтарю, взял лежащую перед ним корону и возложил себе на голову, а его поручители ее укрепили. В ту же минуту архиепископ, епископы, аббаты, князья и оба поручителя графа громогласно воскликнули: «Те Deum laudamus»[19], — и под звуки этого гимна сеньор граф взял в левую руку золотой скипетр, а в правую руку — державу и стоял так, пока продолжалось пение «Те Deum» и чтение Евангелия. Затем он положил скипетр и державу и, сев на графское кресло, поочередно посвятил в рыцари прошедших перед ним двенадцать дворян, и все они тотчас разошлись по двенадцати приделам, где уже сами возвели в рыцарский сан по десять кавалеров каждый.