Рассказы

— Малюсенький носик.

Я задумалась, не стоит ли мне подтвердить это, но решила не отходить от правды.

— Он не такой уж и малюсенький. Так себе, средний.

— А глазики?

— Что — глазики?

— Сколько у твоего птенчика глазиков?

— Сколько глазиков может быть у птенчика? Надеюсь, что два.

— А сколько у лягушонка ушек?

— Минуточку. Сосчитаю. Два.

— И оба прелестные?

— До неприличия.

— А которое прелестней?

— Кому как нравится.

— Оба одинаковые?

— Не совсем. Одно левое, другое правое.

— А лягушонки любят птенчиков?

— Честно говоря, я не сильна в орнитологии.

— А вот птенчики любят лягушонков.

— Да, в качестве еды. Особенно аисты.

Кажется, птенчик почувствовал себя задетым моей холодной интеллектуальной шуткой, так как буркнул в ответ:

— Плохой лягушонок. Не хочет ласкаться.

— А кто это сказал? — возмутилась я. — Как раз наоборот, с удовольствием бы поласкалась.

— Но не с птенчиком.

— Ох, в конце концов, пусть бы даже и с птенчиком.

Видимо, это прозвучало очень меланхолично, ибо птенчик забеспокоился.

— Лягушка печальная?

— Печальная.

— Отчего?

Отчего я печальная… Ах, много чего можно было бы тут порассказать. И я решила дать более или менее правдоподобное объяснение.

— Суп у меня подгорел.

— Ой, лягушка ты лягушка, я-то уж знаю, что ты хочешь этим сказать, — пикантно прошептал птенчик, — но вот придёт птенчик, чмокнет — и сразу лягушонок будет весёлым.

Вдруг я поняла, что есть кто-то, кому чмоканье этого идиота может казаться делом жизни и смерти.

— Ну, довольно этого, отстаньте от меня, пан Птенчик, — сказала я с неприязнью. — Меня вы и так чмокать не будете, так что прекратим этот разговор.

— Что такое? — остолбенел птенчик. — Вы… вы не… Так что ж вы мне сразу не сказали? Зачем вы мне голову морочили?

— Я вам голову морочила? Ничего себе! Я честно отвечала на все ваши идиотские вопросы. Вы спросили, сколько у меня ушек. Ну, сколько, как вы думаете? Семь? Нет, у меня два ушка, и я вас так и проинформировала. Вы спросили, где у меня носик. А где он у меня должен быть? За ухом? На пятке? Нет, мой носик на своём месте. Правильно? Правильно. Я стою на ножках, трубку держу в ручках, а вам… а вам я всё это сказала в ответ на ваши вопросы. Так в чём дело?

— А «лягушонок»? Я вам говорю «лягушонок», а вы шутите глупые шутки. Вы могли бы сразу сказать, что это ошибка и что вы не лягушонок.

— А откуда вы знаете, что я не лягушонок? Вы думаете, что ваш лягушонок один-единственный на всём свете? Может, я тоже лягушонок.

— Да-а, хорош лягушонок! — саркастически протянул птенчик.

— Да уж получше вашего. Есть такие, для кого я лягушонок. А вы для меня такой же птенчик, как индюк или гамадрил.

Я бросила трубку и опять уселась у окна. Одинокий праздничный вечер тянулся медленно-медленно.

Этот идиот, впрочем, был прав, я его обманула. Ни для кого я никакой не лягушонок. Но только вот он даже и понятия не имеет, до какой же степени можно не быть лягушонком…

О бессилии

Игнатий живёт у меня в ванне. Собственно говоря, он карп. Обстоятельства, которые связали наши судьбы, были так же просты, как просты чаще всего и бывают те обстоятельства, которые соединяют чьи-либо судьбы. Мы имеем на то достаточно примеров в литературе: знакомство во время вечеринки — Ромео и Джульетта, совместный отдых у моря — Тристан и Изольда, общее место работы — Вальчак и Петрашевска из произведения под названием «Предприятие вырабатывает», и это если ограничиться одними лишь классическими примерами.

С Игнатием всё происходило немного иначе лишь постольку, поскольку, как я уже сказала, Игнатий — это карп. Но вот для карпа обстоятельства были как раз достаточно типичные. Я купила его на праздники с расчётом умертвить, а затем, неживого, съесть. Наш дворник, однако, уехал в Козел к сыну, и ситуация осложнилась. Никто другой во всём доме не захотел умертвить Игнатия, и в итоге мне пришлось срочно купить в кулинарии какую-то замену на праздники, а Игнатий поселился в ванне. Случилось это девять лет назад.

Я всегда мечтала о каком-нибудь живом существе. Собаку я держать не могла, потому что нет условий. Приручила было трёх мышек в кухне, но потом подобрала замёрзшего маленького кота, который мне тех мышек и съел. Потеряв к коту всякий интерес, я отдала его дворнику. Впрочем, дворник забрал кота в Козел и подарил сыну, которому очень хотелось избавиться от мышей. В Козле, однако, кот охотно пожирал ветчину, а к мышам и не притрагивался, за что был выброшен на улицу и бесславно сгинул. Он сгинул поистине современной смертью: отчасти потому, что ел мышей, и отчасти потому, что их не ел.

После того, как само провидение спасло Игнатия, я решила вообще его не убивать. Впрочем, вскоре я к нему привязалась, и вот тут-то и начался настоящий конфликт.

Игнатий не обращал на меня ни малейшего внимания. Он никак не реагировал на меня. Я для него не существовала.

Прекрасно понимая, что напором ничего не добьюсь, я решила быть терпеливой. Кажется, карпы живут больше ста лет, так что времени у меня ещё много. По правде говоря, о его возрасте я ничего не знаю, но выглядит он молодо.