Ахмет тем временем снял с лица покойника покрывало и размотал бинт, которым после кончины стягивают нижнюю челюсть (при погребении арабы всегда оставляют его на месте): с нашей точки обзора было видно, что челюсть при этом отвалилась; хотя ветер и наносил на нас отвратительный запах тления, лицевые мышцы даже и теперь не окоченели — несмотря на то, что Абдул был мертв уже третьи сутки. Однако недостойное любопытство по-прежнему подзуживало меня проследить за дальнейшими манипуляциями кладбищенского вора,[20] начисто подавляя все прочие соображения. Ахмет как будто бы не замечал того, что рот мертвеца косо разинут, и продолжал под луной свои хлопоты.
Он вытащил из кармана лежавшей на земле одежды два небольших черных кубика, которые ныне благополучно покоятся на илистом дне Нила, и энергично потер их друг о друга.
Постепенно они засветились бледно-желтым сиянием, и из его рук взметнулось неровное фосфоресцирующее пламя. Один из кубиков Ахмет всунул в разинутый рот трупа, другой — в свой собственный, и, стиснув мертвеца в объятиях, точно собирался пуститься в танец с самой смертью, начал делать партнеру искусственное дыхание. Потом вдруг, втянув в себя воздух, отпрянул назад не то в изумлении, не то в ужасе и замер на месте как бы в нерешительности, поскольку кубик, свободно болтавшийся во рту мертвеца, оказался крепко закушенным. Немного поколебавшись, он проворно нагнулся к брошенной одежде, схватил валявшийся возле нее нож, которым вскрыл крышку гроба, и, зажав его в одной руке за спиной, другой рукой вытащил, явно не без усилия, кубик изо рта трупа.
— Абдул! — обратился он к нему. — Я твой друг — и клянусь отдать твои деньги Мохаммеду, если ты скажешь мне, где они лежат.
Я совершенно уверен в том, что губы мертвеца шевельнулись, а веки слегка затрепетали, как крылья подстреленной птицы, но при этом зрелище меня пронизал такой ужас, что я физически не смог удержаться от возгласа. Услышав его, Ахмет тотчас обернулся, и тут дух черной магии при всех своих регалиях выступил из тени деревьев и двинулся ему навстречу. Несчастный застыл на месте как пригвожденный, потом на трясущихся ногах шагнул назад, намереваясь обратиться в бегство, оступился и рухнул в только что разрытую им могилу.
Уэстон повернулся ко мне с рассерженным видом и швырнул глаза и зубы африта в сторону.
— Вы все испортили, — попрекнул он меня. — Нам, быть может, предстояло стать свидетелями интереснейшего… — Тут он запнулся и бросил взгляд на бездыханного Абдула, который, взирая на нас из гроба широко открытыми глазами, пошатнулся, закачался и повалился ничком, уткнувшись носом в землю. Полежав так с минуту, труп безо всякой видимой причины неспешно перекатился на спину и устремил недвижный взор в небо. Лицо трупа было запачкано землей, однако земля смешалась со свежей кровью. Тело поранил гвоздь, зацепившийся за саван, а под ним виднелась одежда, в которой он скончался (согласно обычаю, арабы мертвецов не омывают), и гвоздь эту одежду довольно сильно разодрал, обнажив правое плечо.
Уэстон попытался что-то сказать, но удалось ему это не сразу:
— Пойду сообщу в полицию, если ты останешься здесь и проследишь, чтобы Ахмет не удрал.
От этого предложения я наотрез отказался; мы накрыли труп гробом, дабы уберечь его от ястребов; связали Ахмету руки веревкой, уже пускавшейся им тем вечером в ход, и препроводили его в Луксор.
Наутро к нам явился Мохаммед и радостно сообщил:
— Я так и знал, что Ахмету известно, где деньги.
— И где же они?
— В кошельке, привязанном к плечу. Негодяй начал было его срывать. Взгляните! — Мохаммед вытащил кошелек из кармана. — Вот они, все тут — английские банкноты по пять фунтов, а всего их двадцать.
Мы смотрели на происшедшее несколько иначе, ибо даже Уэстон признавал, что Ахмет только
Неменьший интерес представляли подобранные нами два черных кубика, на которых были выгравированы причудливые значки. Один из этих кубиков я как-то раз вложил в руку Махмута, когда он проводил для нас очередной вечерний сеанс «передачи мыслей». Действие он произвел немедленное: Махмут громко возопил и начал кричать о вторжении черной магии, и хотя я питаю на этот счет некоторые сомнения, все же я заключил, что самое надежное для кубиков место — нильское глубоководье. Уэстон слегка поворчал и заявил, что лучше было бы передать кубики в Британский музей, но эта мысль, я уверен, пришла ему в голову много позже.
Комната в башне
Вероятно, у всякого, кто часто видит сны, их события или подробности хотя бы однажды воплощались в реальной жизни. В этом нет ничего удивительного, напротив, странно, если бы сны время от времени не сбывались, — нам ведь, как правило, снятся знакомые люди и привычные обстоятельства, с которыми немудрено столкнуться и наяву, при свете дня.