Что касается рыбаков этой деревни, которые в основном обеспечивают связь между Полерном и внешним миром, занимаясь торговлей, то они даже не думают подниматься по такой крутой тропинке, чтобы потом еще тащиться шесть миль до рынка в Пензансе. Путь морем короче и легче, и они поставляют свои товары на главную городскую пристань. Таким образом, не смотря на то, что рыболовство является единственным промыслом жителей деревни, вы не сможете купить у них рыбы, только если не договоритесь с каким-нибудь рыбаком. Траулеры возвращаются из Пензаса такими же пустыми как дом с привидениями, в то время как их содержимое уже находится в поезде, что мчится в Лондон.
Такая изоляция небольшого сообщества, длящаяся уже много веков, вызывает отчуждение от внешнего мира и у отдельного человека. Вы нигде больше не найдёте такой независимости характера, как у жителей Полерна. Но мне всегда казалось, что их объединяет какое-то мистическое понимание, как будто все они прошли какой-то древний обряд посвящения, вдохновлённый и устроенный силами, что видимы и невидимы. Метели, которые разрушают побережье, очарование весны, жаркое безмолвное лето, сезон дождей и осеннего гниения, — эти явления природы создали колдовство, которое, строка за строкой, диктовало людям знания о силах добра и зла, что правят миром и проявляют себя либо добрыми, либо ужасными делами.
В первый раз я приехал в Полерн, когда мне было десять лет. Я был маленьким мальчиком, слабым и болезненным, и у меня были проблемы с лёгкими. Дела удерживали моего отца в Лондоне, в то время как для меня считалось благоприятным изобилие свежего воздуха и умеренный климат. Здесь я мог надеяться дожить до зрелости. Сестра моего отца вышла замуж за священника Ричарда Болито, который был родом из Полерна, и таким образом я три года прожил пансионером у своих родственников. У Ричарда Болито был прекрасный дом в Полерне, и священник предпочитал жить в нём, а не в доме викария, положенном ему по статусу. Там он вместо себя поселил молодого художника Джона Эванса, который был совершенно очарован здешними местами. Эванс жил там весь год и никуда не уезжал. Здесь был навес с прочной крышей, с одной стороны у него не было стенки. Его построили для меня в саду, там я жил и спал. В обычном доме со стенами и окнами я мог высидеть только час в сутки. Я проводил своё время с рыбаками или блуждал по заросшим кустарниками утесам, которые круто вздымались по правую и левую сторону от глубокой ложбины, в которой лежала деревня. Иногда я торчал на причале или охотился за птичьими гнездами в зарослях вместе с местными мальчишками.
За исключением воскресного дня и нескольких часов учебных занятий, я мог делать всё, что хотел при условии, что я буду находиться на свежем воздухе. В учёбе не было ничего пугающего. Мой дядя провёл меня легкими тропами через чащобы арифметики, а уроки латинской грамматики он превратил в приятные экскурсии. Но прежде всего он научил меня давать ему ежедневный отчёт о том, чем я занимался и о чём думал, сформулированный в ясном стиле и в грамматически правильных выражениях. Если я выбирал, что расскажу дяде о своей прогулке по утёсам, моя речь должна была быть последовательной, а не смутными, небрежными заметками о том, что я видел. Таким образом, он научил меня быть наблюдательным, предлагая мне рассказывать, какие цветы распустились, какие птицы летали над морем, а какие строили гнёзда в кустарниках. И за это я ему весьма благодарен, так как быть наблюдательным, ясно выражать свои мысли в словах стало профессией всей моей жизни.
Но более важным, нежели в будние дни, был для меня распорядок в воскресенье.
В душе дяди тлели угольки какой-то темной веры, составленной из кальвинизма и мистицизма. Из-за этого воскресенье было для нас всех днем страха. Его утренняя проповедь обжигала нас предвкушением вечного пламени, приготовленного для нераскаявшихся грешников, и даже присутствие детей на его послеобеденной проповеди не мешало ему запугивать паству. Я хорошо помню как он излагал доктрину об ангелах-хранителях. Ребенок, говорил Болито, может считать, что он в безопасности, раз у него есть ангел-хранитель, но не позволяйте ему совершать те многочисленные проступки, которые могут вынудить ангела отвернуться от ребёнка; ведь помимо ангелов-хранителей есть и бесы-искусители, которые всегда готовы напасть на невинную душу. О бесах священник говорил с особым удовольствием. Также я хорошо помню как во время утренней проповеди он прокомментировал сюжет картин на резных панелях вокруг алтаря, о которых я упоминал в начале своего рассказа.
Были там изображены ангел Благовещения и ангел Воскрешения, но не меньше места было уделено Аэндорской волшебнице. А на четвертой панели была картина, заинтересовавшая меня более всего.