— Мертвый уголок… — продолжал я. — Тихий, спокойный, как и сам городок. Мне такие городишки нравятся. — Старик молча смотрел на меня.
— Держу пари, — продолжал я, — тот, кто пожил в таком городе, знает в нем всех жителей. Да и во всей округе тоже.
Тогда он спросил:
— И сколько же вы ставите?
Я извлек из кармана серебряный доллар. В этих местах их до сих пор можно увидеть. Старик осмотрел монету, кивнул головой, а потом неожиданно резко выдернул из ноздри волосок и принялся разглядывать его на свет.
— Вы проиграете, — заметил он.
Я положил доллар себе на колено и спросил:
— Вы знаете кого-нибудь в этих краях, кто держит золотых рыбок?
Старик не сводил взгляда с доллара. Другой старик, сидевший невдалеке, был в комбинезоне и ботинках без шнурков. Он тоже взглянул на доллар. А потом оба одновременно сплюнули. Первый старик повернул голову и изо всей силы заорал:
— Ты знаешь, кто держит тут золотых рыбок?
Второй соскочил с ящика, схватил большой топор, поставил вертикально чурбан и рубанул, расколов пополам.
А затем победно посмотрел на первого и крикнул:
— Не такой уж я и старый!
Первый объяснил:
— Немного глуховатый.
Он медленно поднялся и направился к лачуге, построенной из старых, разной длины досок. Зайдя внутрь, стукнул дверью.
Второй старик со зла бросил топор на землю, плюнул в сторону закрытой двери и пошел прочь между штабелями дров.
Дверь лачуги приоткрылась, и из нее высунул голову старик в шерстяной куртке.
— Крабы из канализации, да и только! — выпалил он и закрыл дверь.
Я спрятал доллар в карман и снова направился на холм. Я уже сообразил, что не скоро научусь понимать их болтовню, Кепител-вей тянулся с севера на юг. Унылый зеленый трамвай двигался вдоль улицы в сторону района, который назывался Тамуотер. Вдали я видел какие-то государственные учреждения. Идя на север, я миновал два отеля и несколько магазинов. Дальше был перекресток. Правая дорога вела к Такоме и Сиэтлу. Левая шла через мост к полуострову Олимпик.
А сразу за перекрестком улица вдруг становилась старой, обшарпанной, асфальт на тротуаре весь в рытвинах, китайский ресторанчик, оклеенный афишами кинотеатр, ломбард. Вывеска, что нависла над грязным тротуаром сообщала: «Все для курящих». А ниже маленькими буквами — так, словно хозяин надеялся, что их никто не заметит, — стояло: «Бильярд».
Я миновал полки с журналами в пестрых обложках, сигарный ящик, где теперь лежали одни дохлые мухи, и вошел. Слева была деревянная стойка, несколько игральных автоматов и единственный бильярдный стол. Трое подростков крутились около игральных автоматов, высокий худощавый мужчина с длинным носом и совсем 6ез подбородка играл сам с собой в бильярд; в зубах у него торчала погасшая сигарета.
Я сел на высокий табурет. Лысый мужчина с тяжелым взглядом поднялся за стойкой со своего стула, вытер руки о грубый серый фартук и сверкнул в мою сторону золотым зубом.
— Глоток виски, — сказал я. — Вы не знаете, тут держит кто-нибудь золотых рыбок?
— Ага, — отозвался мужчина. — Нет. — Он повозился за стойкой и поставил передо мной толстый стакан.
— Двадцать пять центов. — Я понюхал жидкость, поморщил нос и поинтересовался.
— «Ага» — это про виски?
Лысый показал мне большую бутылку с ярлыком «Наилучшее ржаное виски «Дикси». Гарантирована выдержка — не менее четырех месяцев».
— О'кей! — сказал я. — Вижу, это только что появилось.
Я долил в стакан воды и выпил. На вкус виски напоминало культуру холеры. Я положил на стойку четвертак. Бармен сверкнул другим золотым зубом и, вцепившись своими лапищами в стойку, подался подбородков ко мне.
— Не понял вашей шутки, — проговорил он почти кротко.
— Я здесь только что появился, — объяснил я ему. — Я ищу золотых рыбок, чтоб украсить витрину. Золотых рыбок.
— А разве я похож на того, кто знает парня, который держит золотых рыбок? — неторопливо проговорил бармен. Лицо его слегка побледнело.
Длинноносый, что играл сам с собой в бильярд, положил кий, подошел к стойке и бросил на нее пятицентовик.
— Налей мне чего-нибудь выпить, пока ты еще не обмочился от страха, — сказал он бармену.
Тот через силу оторвал от стойки руки. Я наклонился посмотреть, не осталось ли от его пальцев вмятин на дереве. Лысый налил кока-колы, помешал в стакане специальной палочкой, резко поставил стакан на стойку, потом набрал полную грудь воздуха, выпустил его через нос и, что-то буркнув, отправился к двери с табличкой: «Туалет».
Длинноносый поднял стакан с кока-колой и посмотрел в замызганное зеркало за стойкой. Левая часть его рта едва заметно дернулась. Глухой голос спросил:
— Как там Шелушитель?
Я сжал большой и указательный пальцы, поднес их к носу, понюхал и печально покачал головой.
— Что, здорово?
— Ага, — сказал я. — Я не расслышал вашего имени.
— Называй меня Закат. Я всегда продвигаюсь на запад. Думаешь, он не расколется?
— Не расколется, — заверил я.
— Как тебя кличут?
— Додж Виллис из Эль Пако, — ответил я.
— Остановился где-нибудь?
— В отеле.
Он поставил пустой стакан и сказал:
— Пойдем поговорим.
Глава 7