Рассказы

Детина слушал, задумчиво улыбался. Старичок опять ушел в себя, опять потух его взор и отвисла губа.

Девушка шутила, рассказывала, как она любила такого вот идиота, который умел произносить только «ага» и «ого». Хорошая песенка, озорная. Казалось, девушка про себя рассказывает — так просто у нее получалось. И оттого, что она рассказывала это всем, не боялась, казалась она такой родной, милой…

Детина ощутил в груди странную, горячую радость. Жизнь со всеми своими заботами и делами отодвинулась далеко-далеко. Остались только звуки ее, песня. Можно было шагать в пустоте, делая огромные шаги, так легко сделалось.

— Давай еще, батя! — Парень налил старичку и себе.

Старичок покорно выпил, закрутил головой и сказал:

— Это что же такое будет со мной?

— Ничего не будет. Мне тоже что-то жалко ее, — признался парень. — Поет тут пьяным харям.

— О!.. — Старичок нацелился на него белым пальчиком. — Женись на ней! И увези куда-нибудь. В Сибирь. Ты же можешь… Ты вон какой!..

— Во-первых, я женатый, — возразил детина. — А потом: разве ж она поедет в Сибирь? Ты подумай…

— С тобой поехала бы.

— Едва ли.

Старичка заметно развезло. Он вытер рот, бросил скомканный платок на стол, заговорил горячо и поучительно:

— Никогда не надо так рассуждать: поехала, не поехала. Увидел, человек нуждается в помощи, — бери и помогай. Не спрашивай. Тем более бог ничем, кажется, не обидел — ты же сильный!

— Я женатый! — опять возразил детина. — Ты что?

— Я не о том. Я о тенденции… Налей-ка мне еще. Что-то мне сегодня ужасно хорошо.

Детина налил в синюю рюмку. И себе тоже налил в фужер.

— Ты мне напомнил одного хорошего человека, — стал рассказывать старичок. — Ты кричишь здорово?

— Как кричишь?

— Ну-ка рявкни, — попросил старичок.

— Зачем?

— Я послушаю. Рявкни.

— Нас же выведут отсюда.

— Та-а… Плевать! Рявкни по-медвежьи, я прошу.

Детина поставил фужер, набрал воздуху и рявкнул.

Танцующие остановились, со всех столиков обернулись к ним.

Старичок влюбленно смотрел на парня.

— Хорошо. Был у меня товарищ, тоже учитель рисования… Ростом выше тебя… Ах, как он ревел! Потом он стал тигроловом. Ты знаешь, как тигров ловят? На них рявкают, они от неожиданности садятся на задние лапы…

Вышла певица и запела какую-то незнакомую песню. Детина не разбирал слов, да и не хотел разбирать. Опять облапил голову и сидел, слушал.

— Давай увезем ее? — предложил он старичку. — Она у нас в клубе петь будет.

— Давай, — согласился старичок. — У меня душа спокойнее будет. Давай, Ваня!

— Меня Семеном зовут.

— Все равно. Давай, сынок, спасем человека!

Детина слушал старичка, и у него увлажнились глаза. Пудовые кулаки его сами собой сжимались на столе.

— Ты тоже поедешь со мной, — заявил он.

— Я? Поеду! — Старичок пристукнул сухим кулачком по столу. — Мы из нее певицу сделаем! Я понимаю в этом толк.

К ним подошла официантка.

— Товарищи, что тут у вас? Кричите… Вы же не в лесу, верно?

— Спокойно, — сказал детина. — Мы все понимаем.

— С вас получить можно? — обратилась официантка к старичку.

— Спокойно, — сказал старичок. — Продолжайте заниматься своим делом.

Официантка удивленно посмотрела на него и ушла.

— Я всю жизнь хотел быть сильным и помогать людям, но у меня не получилось — я слаб.

— Ничего, — сказал детина. — Ты видишь? — Показал кулак. — Со мной не пропадешь: с ходу любого укокошу.

— Ах, как я бездарно прожил, Ваня! Как жалко… Я даже не любил — боялся любить, ей-богу.

— Почему?

Старичок не слушал детину, говорил сам.

— А была вот такая же и тоже пела… Ужасно пела! И я так же сидел и слушал. Ее тоже надо было спасти. Там были офицеры… Это давно было. Красавцы!.. Тьфу! — Старичок затряс головкой. — Лучше бы я ошибался, лучше бы пил, — может, смелее был бы. Я же ни разу в жизни не ошибся, Ваня! — Он стукнул себя в грудь, помигал подслеповатыми глазами. — Ни одной штуки за всю жизнь не выкинул. Ты можешь поверить?

— А что тут плохого?

— Ни одного проступка — это отвратительно. Это ужасно! Когда меня жалели, мне казалось — любят, когда сам любил — я рассуждал и боялся.

— Лишка выпил, батя, — сказал парень. — Закусывай.

— Ты не понимаешь — это хорошо. Не надо понимать такие вещи.

— В Сибирь-то поедем?

— Поедем. Я допью это?

— Пей, — разрешил детина.

Старичок допил коньяк, трахнул рюмку об пол. Она со звоном разлетелась. А сам лег грудью на стол и заплакал.

К их столику шли официантка и швейцар. Детина, прищурившись, спокойно смотрел на них. Он был готов защищать старичка. Ему даже хотелось, чтоб его нужно было защищать.

— В чем дело?

— В шляпе. Мы едем в Сибирь, — угрожающе сказал детина.

— Хорошо. А зачем же хулиганить?

— Мы не хулиганим, мы слушаем, как здесь поют.

— Она же бездарно поет, Ваня! Это ужасно, как она поет, — сказал старичок сквозь слезы. — Ты рявкаешь лучше. Талантливее. Она же не умеет петь. Но не в этом дело. Совсем не в этом…

— Кто будет платить за рюмку?

— Я, — ответил детина, с изумлением глядя на старичка. — Я плачу за все.

Пока официантка рассчитывалась с парнем, старичок, уронив на руки полированную головку, плакал тихонько. И бормотал: