— Ах, Ваня, Ваня… зверь ты мой милый… Как рявкнул! Орел!.. Улетим в тайгу. Улетим… В Сибирь!
— Кто это, не знаете? — тихонько спросила официантка.
— Это… — Парень подумал. — Это крупный интеллигент. Он сейчас на пенсии.
Официантка с жалостью посмотрела на старичка.
— Он часто здесь бывает, но никогда не пил. А сегодня чего-то… Уведите его, а то попадет куда-нибудь.
Детина ничего не сказал на это, встал, взял старичка под руку и повел. Старичок не сопротивлялся, только спросил:
— Куда, Ваня?
— Ко мне в номер. А завтра в Сибирь.
Дежурная по этажу заартачилась, не пускала в номер со старичком. Детина держал старичка; повернулся к ней боком и сказал:
— Достаньте в брюках, в кармане, деньга. Берите, сколько надо, только не вякайте.
Дежурная глубоко возмутилась, отдала ключ, но предупредила:
— Завтра же вас здесь не будет!
— Завтра мы в Сибирь уезжаем.
— В Сибирь, Ваня!.. Я хоть помру по-человечески, — бормотал старичок. — Знаешь, не надо ключом — дай ногой разок, — попросил он. — Умоляю: садани хорошенько. Мы потом заплатим.
— Спокойно, — гудел детина. — Спокойно, батя. Вот раздухарился-то!.. Указ же вышел — нам с ходу счас по пятнадцать суток заделают.
— Не бойся!
Детина отомкнул номер, бережно положил старичка на кровать, снял с него туфли, хотел было снять пиджак, но старичок почему-то запротестовал.
— Не надо, я так. Не жалею, не зову, не плачу…
— Ладно, — согласился парень. — Спи. — Выключил свет и лег на диван.
— В Сибирь, Ваня? — спросил старичок.
— Завтра. А сегодня спать надо.
— Спим. Ах, Ваня, Ваня…
— Спи, батя.
…Утром детина нашел на столе записку.
«Ваня, я не могу с тобой в Сибирь. Спасибо за все. Прощай».
Старичка нигде не было. Сказали: ушел рано утром.
Два письма
Человеку приснилась родная деревня. Идет будто он берегом реки… В том месте реки — затон. Тихо. Никого, ни одной живой души вокруг. Деревня рядом, и в деревне тоже как повымерло все. «Что же это такое — никого нет-то?» — удивился человек. Бросил камень в воду. Он беззвучно пошел ко дну. Человек еще бросил — большой. Камень без звука утонул. Человека охватил страх: «Что-то случилось», — подумал он. И проснулся. И не мог больше заснуть. Стал вспоминать. Деревня… Серые избы, пыльная улица, крапива у плетней, куры на завалинке, покосившиеся прясла… А за деревней — степь да колки. Да полыхает заря вполнеба. Попадаются еще небольшие озерки; вечерами вода в них гладкая-гладкая, и вся заря как в зеркале. Хорошо сидеть на берегу этих маленьких озер, думать… В душу с тишиной вместе вкрадывается беспокойно-нежное чувство ко всему на свете. Грустно немного, но кто-то будто шепчет на ухо: подожди, подожди, дружок.
Далеко-далеко проскачет табун лошадей в ночное, повиснет над дорогой, в воздухе, полоска пыли и долго держится. И опять тихо. Что за тишина такая на земле!
Заря медленно гаснет. Как будто остался ты на земле совсем-совсем один. Не страшно, не одиноко… но очень неспокойно.
Человек попытался заснуть и не мог. Он потихоньку, чтоб не разбудить жену, встал, надел пижаму, пошел в другую комнату, включил свет и сел к столу. И глубоко задумался.
— Черт возьми, — прошептал он. — Что-то же это?.. Старею, что ли? Как будто прощаюсь со всем.
Было невыносимо грустно, чего-то жаль было до слез. Не сбылось как будто то, что мерещилось тогда, давно, на берегах крохотных тихих озер…
Человек — его звали Николай Иваныч — достал бумагу и сел писать давнишнему своему другу.