Рассказы

Виктор Саморский Рассказы

Кудесник

Василий Петрович потерял работу в середине девяностых. До этого он всю свою жизнь трудился на местной автобазе мотористом. Жил он в скромной однушке, на самой окраине города. Семьей и детишками так и не обзавелся. Долгими вечерами возился у себя в гараже, ремонтируя старую эмку. Друзья навязчиво советовали ему купить машину поновее, ну вот хотя бы «копейку». А эту старую рухлядь уже давно пора сдать на металлолом. Но Василий упрямо отказывался. После всем известных событий, автобаза продержалась недолго, обанкротилась, и простые работяги внезапно оказались на улице. Недолго помаявшись, большинство автомехаников пристроились на другие профессии, а некоторые подались в чужие края за длинным рублем. Кроме Петровича, который и достойной работы в городе не нашел, и уезжать наотрез отказался. Менять профессию на шестом десятке лет он посчитал нецелесообразным, и принял решение, что отныне будет работать у себя в гараже.

Каждый день, в восемь утра, он выгонял старую эмку на свежий воздух. Поднимал капот или поддомкратив, снимал колесо, и старательно делал вид, что занимается ремонтом. Необычный вид машины неизбежно привлекал внимание проезжающих мимо. Рано или поздно, около гаража накапливалась целая толпа любопытных, с целью поглазеть на ретро автомобиль. А там, где слово за слово, начинался разговор «за жисть», рано или поздно появлялась и заветная бутылочка. После чего, шумная компания плавно перетекала внутрь гаража. Словно по мановению волшебной палочки, а скорее всего благодаря щедрости одного из новоявленных знакомых, на столе сама собой образовывалась нехитрая снедь для закуски. После третьей, как это обычно и бывает, разговор плавно перетекал в русло житейских проблем и забот. А уж оттуда и до нового клиента не более пары десятков фраз…

На этом месте нашего повествования, придется сделать небольшое лирическое отступление и пояснить неискушенному читателю, чем же так привлекала взгляды окружающих старая эмка?

Старая Эмка Петровича, а правильно она называлась ГАЗ М-1, была выпущена советским автопромом в начале декабря 1938 года. Была она черного цвета, с узенькой темно-бордовой полосой по боку. Имела комфортабельный закрытый кузов, жесткую лонжеронную раму, карбюраторный четырехцилиндровый двигатель объемом 3,5 литра, на 50 л.с., а так же трехступенчатую коробку передач.

Судя по рассказам Петровича, машина была легендарной. До начала Великой Отечественной, по Москве на этой машине разъезжали чекисты из НКВД. А позже, неведомыми судьбами эмка попала к неназванному по имени полковнику. А может быть и генералу, в рассказах, обычно, воинское звание владельца автомобиля зависело от количества выпитого Петровичем спиртного. Эмка проехала на собственных колесах Румынию, Западную Украину, Польшу, Прибалтику, и Германию до самого Берлина. И ни разу не попадала в серьезный переплет. Вот такой вот, везучий и надежный агрегат. С тех пор, больше шестидесяти лет бегает по российскому бездорожью и хоть бы хны.

А еще эмка бросалась в глаза, потому что выглядела совершенно новой. Сияла на весеннем солнышке хромированной решеткой радиатора, а в глянцево-черных боках отражались озадаченные лица прохожих.

— Реплика, что ли?

— Да нет вроде бы.

— Словно вчера сошла с конвейера.

— Ты о чем? Какие конвейеры в те годы? Штучный выпуск, ручная сборка.

— Охренеть, дед реставратор! Я такой красоты в жизни не видал.

— Эй, дед! Продай машину!

Как правило, в этом месте разговора и появлялся хмурый Петрович, и задумчиво пожевав бороду, важно изрекал.

— Не продается!

— Оно и понятно, кто же такую красоту продаст?

— Не в красоте дело, — важно поднимал палец кверху Петрович, — а в любви. Я со своей ласточкой никогда не расстанусь, сколько денег не предлагайте.

И ведь предлагали. И тысячи, и десятки тысяч, а позже даже миллионы. Баксами светили, евро всучивали. Поменяться на новенький бумер предлагали. Но дед оказался на редкость упрямый, не сдавался.

— Вот помру, — обычно говаривал он, — бесплатно заберете. А пока жив, даже и не заикайтесь.

Ну и как с таким спорить? Был он рослым, уверенным в себе мужиком. Седая борода придавала авторитета, а засаленная фуфайка нисколько не портила имидж трудяги и высококлассного специалиста. В последнем утверждении успела утвердиться почти половина нашего маленького провинциального городка. Если у кого-то ломалась машина, то ее тащили к Петровичу в гараж. Выйдет дед, пошарит рукой в бороде и задумчиво спросит:

— Ну что случилось, рассказывай.

А сам положит ладонь на капот и прислушивается к чему-то неведомому, на хозяина и внимания не обращает. А иной раз, взмахнет так ладонью, повелительно:

— Заткнись! Слушать мешаешь.

И понимает тогда несчастный автовладелец, что это не его Петрович выслушивать собрался, а многострадальный агрегат. И вот стоит дед, посреди улицы, упершись правой ладонью в капот автомобиля, и видят окружающие, что глаза у Петровича поблекли, и как будто серой пеленой покрылись. И задумчиво он так произносит вполголоса.