Рассказы

В мягкий июньский день я бродил по саду, держа в руках книжку в красном коленкоровом переплете. Это было последнее произведение любимого писателя, посвященное войне. Я с большим любопытством взялся за книжку, но на первой же странице меня ожидало горькое разочарование. Чего ждал я от писателя? Остроумной критики, ядовитых замечаний и, самое главное, правды. Мне казалось, что достаточно написать правду о войне, чтобы разоблачить ее. И что же я нашел? Несколько беспомощных, надуманных анекдотов о героизме. Я почувствовал отвращение к автору, и меня охватило уныние. В мрачном настроении застал меня дядя Величка.

— Собираешься, герой? Вижу, загрустил. Ну, ничего, ничего, не смущайся. Не нужно стыдиться. По мне, показная удаль и молодечество гораздо хуже. В этой войне не может быть героизма. Это дьявольская выдумка. О мой мальчик, это страшная война, и еще неизвестно, чем она кончится, но кончится непременно плохо.

— Что же еще может случиться? — меланхолично спросил я. — Неужели вы думаете, дядя Величка, что мы не выйдем победителями?

Дядя Величка отрицательно покачал головой. Его пышная борода волновалась, как море.

— Слушай, мальчик, что я тебе скажу. В прошлом году, в начале июня, когда никто еще и не думал о войне, я встретился в горах с одним человеком, который предсказал мне все эти события с прозорливостью ясновидящего, будто читая по книге.

— Неужели, дядя Величка, вам привелось встретиться со знаменитым бельским раввином? — спросил я иронически.

— Нет, это был не чудесный раввин, а человек в тысячу раз умнее раввина. Вот послушай. По долгу службы, по делам нашей фабрики, мне часто приходится бывать в Галиции, по ту сторону Нариц. Езжу по деревням и селам то в бричке, то в поезде, а летом больше всего люблю путешествовать на велосипеде. Ах, мой милый велосипед! Где он теперь? Его, наверное, уже свистнули без меня, — вздохнул старик.

Он вынул из кармана разрисованную шельмецкую трубку из белого фарфора, набил ее отцовским табаком и сказал:

— Дай спички. Без трубки не могу рассказывать.

Я дал ему спички и смотрел, как окутывается дымом его густая борода. В эту минуту он был похож на сказочного волшебника.

— Очень люблю я свой велосипед. Сто семьдесят три кроны уплатил за него и проделал на нем свыше тысячи километров… Так вот, значит, ездил я тогда в Неймарк за красками. Галичане называют этот город Новитаргом. Красивое место. Дороги там чудесные, и оттуда я катил домой на своем велосипеде. Стоял июнь. С гор веяло прохладой, дорога — картинка. Вы, степные люди, не можете себе представить этой красоты неописуемой. Блаженство ездить на «двухколеснике» в такую погоду. Между Капронем и Надьберкене застиг меня дождь. И какой дождь! Пришлось завернуть в Капронем, в корчму. В зале было пусто. Я заказал шприццер и яичницу. Прислонил свой велосипед к стене и выглянул в окно. На шоссе ни души. Дождь уже лил, как из ведра, когда со стороны Надьберкене показался велосипедист. Он торопился и, видимо, хорошо зная местность, направлялся прямо к корчме. Мне еще не успели подать мою яичницу, когда дверь распахнулась, и велосипедист вошел со своей машиной в зал. Он приветливо поздоровался, снял кепи и стряхнул с него капли дождя. Это был коренастый, сильный человек. Мне прежде всего бросился в глаза его громадный выпуклый лоб. У него были быстрые, живые глаза с татарским разрезом и подстриженная рыжеватая бородка. Он поставил свой велосипед рядом с моим и с извиняющейся улыбкой повернулся ко мне.

«Он умный человек», — подумал я и улыбнулся ему в ответ.

Приезжий сел за стол и тоже заказал яичницу с колбасой. Заказал и шприццер, только попросил его сильно разбавить.

Корчмарь, видимо, хорошо знал его.

— Из Венгрии изволите ехать? — спросил я.

— Да, из Татров, — ответил велосипедист.

Мы изъяснялись на смешанном языке: я спрашивал по-словацки, он отвечал по-украински, но с сильным русским акцентом.

— Куда направляетесь, сударь?

— В Новитарг. Я временно живу тут в Поронине, недалеко от Закопано.

— Вы, видно, не здешний, сударь. Наверное, дачник?

Он испытующе взглянул на меня, и я почувствовал неловкость. Желая рассеять ее, я встал и представился. Он пробормотал свою фамилию. Взгляд его сразу стал мягким, он улыбнулся.

— Я русский. Эмигрант. Политический изгнанник, понимаете?

— А! Борец за свободу! — воскликнул я и поднял свою кружку. Мы чокнулись.

— Да здравствует свобода в России! Долой царизмус! — сказал я с подлинным демократическим жаром.

— Да здравствует свобода во всем мире! — ответил он тихо, но внятно: — Долой буржуазию! — И он рассмеялся добрым смешком. Мы разговорились. Очень мне понравился этот человек. Я старый человек, людей вижу насквозь и Могу определить человека с полуслова. И в этом маленьком господине я сразу почувствовал большую доброту и недюжинный ум. Во время разговора я изучал его лицо. Это было некрасивое, но энергичное, выразительное лицо, и, когда он увлекался, оно становилось красивым, открытым, незабываемым. Я и теперь с удовольствием вспоминаю это лицо.

— Ну, и что же вам предсказал этот ясновидящий?