Теперь уже обе пушки были непригодны к стрельбе. Офицер побледнел, затопал ногами и кинулся с кулаками на солдат:
— Кто это сделал?
— Может, тот мальчишка? — сказал солдат у второй пушки, у которого Шарик съел смазку.
— А где он, этот проклятый мальчишка?
Василёк не стал дожидаться, пока его разыщут, а тихонь-ко выбрался из кустов, юркнул в картофельную ботву и на животе пополз за сад. Откуда-то сбоку вылез Шарик и радостно лизнул его в нос.
— А что, я говорил, что спортю им, чтоб не стреляли в татка! — сказал Василёк пёсику.— Ты только смазку их съел, а я аж две пушки разбил.
За огородом стоял другой стог соломы. Василёк с Шариком были уверены, что убежали уже далеко, и присели отдохнуть под лестницей, стоявшей у стога. Из-за реки доносилась бешеная пальба, а за хутором всё ещё бухали разрывы. Василёк вспомнил, что ему нужно бежать к красным, чтоб сказать, где стоят пушки белых. Но где сейчас были красные, мешали разглядеть высокие деревья.
— Если бы мне такие стёклышки, как у офицера, то я даже на завтра бы разглядел! — сказал он Шарику. Тот сочувственно завилял хвостом и отбежал на кучку золы. Василёк пригрозил ему, чтоб не вылезал из укрытия, и на том месте увидел битое оконное стекло. Уверенный, что и в такое стёклышко он сможет увидеть не меньше, чем в офицерский бинокль, Василёк схватил самый большой осколок, вытер о штанишки и приложил к глазам. Но с земли и сквозь стекло ничего не было видно — мешали деревья. Он задрал голову, вспомнил, как на другом стогу сидел солдат со стёклышками, и мигом вскарабкался по лестнице. Брошенный внизу Шарик запрыгал возле лестницы и жалобно затявкал.
Со стога было видно далеко в обе стороны речку, за речкой село, напротив села через речку протянулся мост. Возле моста густо сновали какие-то люди, там вспыхивали огоньки, поднимался дым и столбом стояла пыль. Теперь Василёк видел также, что в другом конце хутора после каждого удара взлетала земля и долго на том месте облаком висела пыль. Чтоб разглядеть получше, Василёк приложил надбитое стёклышко к глазам. Солнце светило в глаза, и стекло остро блеснуло в его руках. Этого только и ждали красные. Они, наверно, были уверены, что это блеснул бинокль у командира батареи, которую они никак не могли нащупать. И когда за рекой снова ухнуло раз и второй, вслед за этим Василёк услышал, как что-то понеслось уже не на хутор, а прямо на него... Оно так гудело и ревело, что у Василька от страха стекло выпало из рук и опять ярко блеснуло на солнце. Его будто упругим ветром ударило в грудь, и он упал на спину. Внизу, за черешнями, где стояли батарейные кони, снаряды ударили в землю и подбросили вверх и лошадей, и людей. Василёк слышал, как там кричали, как завыл Шарик, и чтоб увидеть, что с ним случилось, снова приподнялся над соломой.
От батареи к лошадям бежал по огороду испуганный офицер с биноклем. Шарик сидел возле стремянки и, задрав голову, жалобно тявкал. Офицер тоже вскинул глаза на стог и увидел на нём Василька. Стекло опять сверкало в его руках. Офицер от удивления даже остановился.
— А, так вот ты какой, сигналы подаёшь? Помогаешь большевикам? — Достал из висевшей на боку кобуры револьвер и подбежал к лестнице. Шарик кинулся ему навстречу и начал хватать за ноги.
Василёк сначала не понял, почему внизу кричит офицер в золотых погонах. Потом догадался, что это же его разыскивают, и хотел удрать по лестнице, но по ней уже лез к нему офицер. Тогда он бросился в другую сторону. Стог был высокий, и Василёк мог бы разбиться, если бы прыгнул вниз. Тогда он вырыл посередине ямку и присел, уверенный, что его здесь трудно будет найти. Когда же над стогом показалась голова офицера, он не выдержал и изо всех сил закричал: «Мама!» —закричал так страшно, что перепугал офицера. Как раз в это время над их головами опять заревели снаряды, стог подпрыгнул и, подброшенный какой-то силой, Василёк полетел вниз головой.
Теперь красные знали, где сидит враг. Они не перестали стрелять и тогда, когда Василька на стогу уже не было. Большие орудийные снаряды грозно крошили деревья, рыли огороды, разбрасывали плетни и плотно окутали дымом и пылью хутор. Вокруг хутора тоже стреляли, но снарядами помельче. Перепуганным белым солдатам нечем было отбиваться и они начали во весь дух удирать куда-то в поле пешком и на лошадях. Немного погодя на поляну, где стояли пушки, выбежала группа солдат со звёздами на фуражках. Впереди без фуражки с винтовкой в руках бежал отец Василька. Голова его была обмотана белыми бинтами, сквозь которые над ухом проступала кровь. Неожиданно красноармейцы увидели пушки и остановились, даже попятились к кустам. Обе пушки смотрели прямо на них и если бы выстрелили, то никто не смог бы спастись. Но пушки молчали. Отец Василька увидел, что одна пушка разбита.
— Они повреждены! — сказал он громко.
Тогда красноармейцы уже смело выбежали на поляну.
— Это наша батарея такого им наделала,— сказал другой красноармеец.