Рассказы

Ничего не происходит. Машина шипит, фыркает и искрит, но белая платформа пуста.

Конечно, пуста. Как всегда.

— Сейчас, сейчас!

Он суетится, бегает вокруг платформы, волнуется, потеет. Мне, впрочем, неважно. Сейчас он будет щёлкать переключателями, бормотать что-то неразборчивое, ругаться, потом придёт мама, будет его успокаивать, обнимет за плечи, отведёт в дом, накормит…

— Да всё же должно работать! Всё должно!.. Вот, вот здесь, чёрт! — закоротило! Чёрт! Она должна вынырнуть!

Я не понимаю, кто и откуда должен вынырнуть. Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

— Есть!!! — торжествующий крик.

Я оборачиваюсь на всякий случай.

Харпер держит в руке что-то омерзительно чёрное и обгорелое.

Я похожу поближе. Это трупик мыши, обугленный, омерзительный. Харпер держит его за хвост.

— Расцелуй его, — спокойно говорю я.

Он не обращает внимания. Он подносит труп к самому моему носу, я отшатываюсь.

— Ты понимаешь, что я сделал? — кричит он. — Она из прошлого! Я перенёс её! Я немного ошибся с настройками, и её растянуло по времени, убило, но это чёрт с ним! Она вынырнула! Следующий опыт будет удачным! Сейчас, пять минут!

Он исчезает в недрах сарая.

Я выхожу на улицу.

Сколько в мире безумцев, и одним из них обязательно должен оказаться мой брат.

— Харп! — это мать, она зовёт его. Он, конечно, не слышит.

— Он занят, — говорю я, — мышей убивает.

Она качает головой, сходит с крыльца и идёт к сараю. Я иду в дом.

Господи, как хорошо в тишине. Моя комната благоухает цветами, потому что её окно выходит прямо в сад. Окно всегда распахнуто. Я протягиваю руки через подоконник и дотрагиваюсь до яркого бутона розы, огромной, на толстом шиповатом стебле. Я царапаю руку о шип, но это неважно, потому что это малая жертва за такой потрясающий запах.

Это сделано моими руками. Вся эта красота, эти цвета и запахи, эта безупречная палитра, всё это — моих рук дело. Моих. И никто мне не помогал.

Снаружи снова рёв Харпера.

— Всем сюда! Сейчас оно произойдёт!

Я не хочу никуда идти. В комнату заглядывает Рэйчел.

— Пошли, удели ему пару минут, он на весь день отстанет.

Я отталкиваюсь от подоконника и иду за сестричкой. Она меня понимает. Она любит мой сад. Она, верно, единственный человек во всём этом грёбаном доме, который понимает меня хоть чуть-чуть. Впрочем, я всё равно не допускаю её к работе в саду. Это моя работа.

В сарае уже все. Мать, Рэйчел, дядюшка Гаспар, соседские пострелята Билли и Вилли. И отец. Он так редко выходит из кабинета, что я начинаю забывать, как он выглядит. Он ест в кабинете и, по-моему, спит в кабинете. Зато его аналитические статьи печатает «The Times». И другие газеты. Раз в неделю он едет в город за книгами. Возвращается и начинает писать. И снова неделю его никто не видит.

Если пришёл даже отец, значит, Харпер достал всех основательно.

У Харпера торжественное лицо. Он даже обтёр его какой-то тряпкой, потому что следов сажи не видно. Он провозглашает:

— Сейчас вы станете свидетелями второго в истории человечества и первого удачного путешествия во времени! Это мышь!

Он достаёт белый комочек из клетки.

— Белая мышь! — будто это имеет хоть какое-то значение.

— Я помещаю её в приёмник и отправляю в будущее на тридцать секунд! Через тридцать секунд она появится на платформе прибытия.

Он заталкивает перепуганную мышь в какое-то отверстие на поверхности Машины.

— Поехали!

Он дёргает рычаг.

Машина трясётся и пыхтит. Между рогами на её верхней части перебегают разряды. Харпер считает.

— 19…18…17…16…

Что-то громко щёлкает. Харпер прерывает счёт и испуганно оборачивается. Раздаётся треск стекла. Харпер бежит куда-то за машину. Я переглядываюсь с Рэйчел.

Харпер появляется снова.

— Всем из сарая! — ревёт он.

Начинается паника. Билли и Вилли выскакивают первыми, за ними дядюшка. Он всегда был отъявленным трусом. Я выхожу последним, медленно, напоследок оборачиваюсь, и тут раздаётся страшный грохот. Я вижу, как задняя стенка сарая падает, крыша обрушивается на машину, а из неё пышет огонь во все стороны, и в этом хаосе скрывается фигура Харпера. Я смотрю на сарай. Он наполовину обрушился, всполохи пламени лижут его стенки. Мать кричит.

— Харпер! Харпер!

Отец удерживает её от того, чтобы броситься в пламя. Из сплошной стены копоти и дыма выскакивает Харпер. Он грязен до умопомрачения, на скуле кровь, но он невредим. Он отлично подошёл бы на роль Скорби в древнегреческой трагедии. Его лицо выражает смесь ужаса, разочарования и печали. Я втайне радуюсь. Теперь всё будет гораздо спокойнее. Теперь он будет строить себе новый сарай — и я не позволю ему строить его в том же месте. Пусть строит где-нибудь подальше от моего сада.

Сада.

Я вспоминаю падение задней стенки и всполохи огня.