Рассказы

   Сидора была разодета по-праздничному. На ней была суконная жакетка; легкая шаль лежала вокруг шеи; голова была покрыта шелковым платком. Она вся сияла радостью и довольством. Вслед за ней показался долговязый, сутуловатый солдат, державшийся одной рукой за небольшие белокурые усы, как бы боясь, чтобы они не отвалились. Влас стал вглядываться в солдата, и тот ему не понравился. Он никак не ожидал, чтобы у Сидоры был такой муж. У него был четырехугольный лоб, мутные светло-серые глаза, сидевшие очень близко друг к другу. Красные веки его были воспалены, и на лбу его совсем не было заметно бровей. Нос был невелик, но он очень вытянулся книзу. Все лицо его имело грязноватый цвет и было покрыто редкими рябинами. Угловатый подбородок он брил. Застегнувши серую шинель на все пуговицы, он щеголял военной выправкой, хотя она к нему не очень шла. Свободных мест в трактире не было, и Сидора с мужем зорко выглядывали себе порожний стол. Влас не утерпел, чтобы не выслужиться перед работницей, и крикнул:

   -- Эй, земляки! Места, что ль, не найдете? Идите, я вам свое уступлю!

   Сидора, увидевши Власа, всплеснула руками, сделала смеющееся лицо и проговорила:

   -- Батюшки, кого я вижу-то? Иван, -- обратилась она к солдату, -- погляди, это мой хозяин!

   Сидора и Иван протискались к Власу и стали здороваться.

   Влас ответил на их приветствие и пытливо взглянул на солдата, желая угадать, -- сказала ему Сидора про их кутерьму или нет.

   Солдат стоял перед ним вытянувшись, и Власу показалось, что и в позе его, и во взгляде нет того высокомерия и сознания собственного превосходства, которые непременно должны бы быть, если бы Сидора посвятила его в свою тайну. А стало быть, она ему ничего не говорила. Власу сделалось веселей, и он проговорил:

   -- Подсаживайтесь, -- лучше этого не найдете!

   -- Могим, здесь так здесь, -- сказал солдат, и Влас стал подниматься.

   -- А ты куда ж? -- опять смеясь, спросила его Сидора.

   -- На базар, я уж кончил.

   -- С нами компанию разделите! -- предложил ему солдат, занося ногу через скамейку. -- Чай на чай ничего, это палка на палку -- плохо.

   -- Знамо дело, а то мы его и отпустим, -- проговорила Сидора.

   Влас немного помялся, взглянул на Сидору и проговорил:

   -- Можно, отчего же!..

   -- Ну, вот так-то, -- все смеясь, сказала Сидора, -- а то работали все лето вместе, а погулять ни разу не пришлось.

   -- Давай погуляем, -- заражаясь ее весельем и чувствуя, что только что нашедшее на него состояние опять исчезло, сказал Влас и велел подать им чаю.

   -- А холодное что кушаете? -- спросил Иван.

   -- Есть грех.

   -- Так давай прежде холодненького!

   Солдат в свою очередь постучал и приказал подать бутылку водки.

   -- С кого начинать? -- спросил солдат, когда водку подали.

   -- А вот с нее, -- нежно глядя на Сидору, сказал Влас, -- как, значит, она, так и мы.

   -- Ну, смотри! -- сказала Сидора и выпила весь стакан.

   Когда выпили эту бутылку, другую спросил Влас. Опорожнили и эту, Влас спросил третью. Пили все поровну, и все захмелели. Все говорили, стараясь что-то сообщить друг другу, но понимать сообщаемое никто не был способен, поэтому все слова шли в воздух. Солдат то и дело повторял:

   -- Это я в полку солдат, а тут я енерал-фидьмаршал, -- и, хватая пробегавшего полового, он останавливал его и велел вытягиваться перед собой во фронт.

   -- Кавалер, кавалер, одно слово! -- лепетал заплетающимся языком Влас. -- Ты кавалер, а жена твоя кавалерша. Тоись такая она работница, одно слово -- золото, а не человек! Так, что ли, Сидора?

   -- Ничего я не знаю, -- говорила Сидора, вздыхая и раскрасневшись, с умилением глядя на своего Ивана.

   -- Что ты на него глядишь? Ты на меня гляди! -- беря ее за руку, кричал Влас. -- Я тебя хвалю и всегда хвалить буду.

   -- А ты говори: рада стараться!.. Дура, -- поучал жену Иван.

   -- Она и старается: если бы она была моя хозяйка, а не работница, я бы в три раза лучше жил... Вот ей-богу!..

   -- Так ты прибавь ей... прибавь ей на платье, коль доволен!

   -- Прибавить, отчего ж? Сколько хочешь; мне все равно, хоть пять, хоть десять рублей. Вот они, деньги-то!..

   Влас вынул кошелек и достал из него две монеты.

   -- Вот оно, золото-то! Хошь, подарю?.. А?.. Хошь?..

   Сидора молчала. Прислонившись к мужу, она забыла все на свете.

   -- Хошь, озолочу, спрашиваю? -- бормотал Влас и опустил золотые на дно винного стакана; налил его водкой и поставил перед Сидорой.

   -- Пей и пользуйся, слышь!

   Сидора отрицательно замотала головой.

   -- Пей, дура! -- сказал ей Иван. -- Хошь, я помогу. -- Он взял стакан, отпил из него половину и поставил остатки перед женой.

   -- Остатки-то сладки, попробуй!

   Сидора выпила водку, опрокинула стакан, взяла в руку золотые и проговорила:

   -- Куда ж мне их?

   -- Давай я спрячу, -- сказал Иван, -- а там отдам.

   Он достал из кармана кошелек, положил туда деньги и проговорил, обращаясь к жене:

   -- Ну, теперь благодари!

   -- Покорничи благодарим, -- проговорила Сидора и протянула Власу руку.

   -- Не так, в губы, дура! -- поучал муж жену.

   Сидора поцеловала Власа в губы. Влас, оторвавшись от Сидоры, изо всей силы застучал чайником и необыкновенным голосом крикнул: