Я смотрел на деревья, которые никогда не дождутся лета, и думал о том, что я тоже похож на дерево, растущее в тюремном дворе, что вот бьюсь я за своё лето, за приближение освобождения… Но свобода — абстракция, выраженное нечто. Свобода — как цель, ради которой стоит биться, но что с ней делать, добившись? Шесть с половиной лет позади. И я уже забыл, что значит жить без конвоя. Вот эти люди в зале… У них завершается рабочий день и они пойдут… куда? Зачем? Ещё пять лет впереди. Шестьдесят месяцев. Женщина за это время может выносить семерых детей, одного за другим. Зачем? Грустные деревья, обрез серого неба за ними, монотонный голос судьи, зачитывающего постановление.
«…жалобу удовлетворить в соответствии… заменить колонию особого режима на колонию строго…»
Лестница вниз. Камера. Две сигареты подряд.
«Киреев форевр».
Крымак
Я знал человека, у которого в минуту ярости выцветали глаза, из янтарно-карих они превращались в водянисто-серые, как у хищной рыбы. Так человек становился акулой.
Имя ему было Андрей, прозвище — Крымский.
Действительно, родом он был из Симферополя и, судя по внешности, в крови его была дикая татарская примесь. Среднего роста, чуть неуклюжий, косолапый, немного лишнего веса, на пузе татуировка, изображающая мучение грешников в аду, в общем — обыкновенный с виду человек.
В Березанский лагерь он прибыл в начале 1992 года. Близкие, те, с кем он делил свой хлеб, звали его Крымак — кстати, одно из имён хазарского дьявола, хотя близкие вряд ли знали об этом. Просто Крымак — житель Крыма.
История его преступления такова.
Будучи в Киеве, Крымак познакомился, случайно, где-то в городе, с привлекательной девушкой. Барышня была замужем, но Крымский этого не знал. Просто девушка понравилась. И он пригласил её вечером в ресторан. Ну куда ещё заезжий гангстер может пригласить даму — разумеется в самый бандитский киевский ресторан под названием «Киевская Русь».
Конфликт случился немедленно. Слишком красивая девушка. Слишком уверенный в себе кавалер. Напивающиеся за соседним столиком бандиты решили ангажировать даму на танец. Понятно, в какой форме. Танец — предлог, конечно. Пробивка на душевную вшивость. Согласится мужчина уступить свою даму или нет… Дальнейшие события зависели от этого решения.
Очень вежливо Крымский попросил оставить их в покое. Братки сочли вежливость за слабость. Начали по привычке хамить. Кто-то схватил девушку за руку и поволок из-за стола..
Крымак ударил ровно два раза. Точно в две рожи. Первый скончался на мете, до приезда скорой. Второго так и не смогли откачать в реанимации. Два трупа — девять лет строгого режима за нанесение тяжких телесных, повлекших за собой смерть.
Через месяц, после прибытия в лагерь, его вызвали на краткое свидание. Крохотная будка, разделенная оргстеклом и решёткой. За стеклом, по ту сторону, сидела та самая девушка. Речь её была проста и сводилась к следующему: с мужем она уже развелась, заявление на вступление в брак с Крымским уже подала руководству колонии. Всё верно. Множество женщин сходят с ума от тоски в окружении странных существ мужеского пола. Теряются и тлеют. И если однажды, хотя бы одной из них повезёт встретить настоящего мужчину, то счастливица наконец-то находит и в себе настоящую женщину! И не имеет значения, где именно находится мужчина — на войне или в плену. Главное, чувствовать силу. Всё остальное не имеет значения. Всё остальное — чушь, ничто.
Крымский оценил поступок настоящей самки.
Расписались.
В то время за Березанским лагерем смотрел некто Валера Жид. Коротко пообщавшись с Крымским, Валера сказал своей свите: «Либо это величайшая сука, либо настоящий воин».
Крымак оказался воином. И тот, кто хочет быть воином, сам должен стать войной. Воин дерётся только за собственные интересы. Крымский не ввязывался ни в какие лагерные разборки, не блистал красноречием на сходняках, но очень скоро поставил себя так, что без его участия не мог решиться ни один значимый вопрос. И даже само его нахождение в зоне, как-то неприятно тревожило граждан с запятнанной совестью. А Крымак лишь усмехался, курил план и с утра до ночи лупил в грушу в дальнем бараке, именуемом развалинами.
После освобождения Валеры Жида, подъехавшие к лагерю воры предложили Крымскому стать смотрящим за зоной. Но он отказался. Воры недоумевали: такое доверие! Крымский ответил, что в гробу он видел их вместе с их доверием. Воры решили: «Беспредельная рожа». Кто-то между прочим, вспомнил, что ещё на малолетке ходил за Крымским человечек, специально предназначенный завязывать ему шнурки, если развяжутся. Точно: отморозок. И поставили за лагерем послушного наркомана.
Но ни один значимый вопрос всё равно не решался без участия Крымского. Причём слово его всегда было окончательным. Он усмехался лишь и коноплю покуривал. Война не терпит суеты. И только «Пикник» в плеере.