Рассказы

Он садился на доску, куда дети становились ногами, брался за веревки и тихонько покачивался взад и вперед. Сидя на качелях, он думал, что это похоже на движение маятника больших стенных часов, висевших напротив учительской в их деревенской школе. А иногда, проголодавшись и ошалев от качания, он вспоминал, как плавал на лодке на пруду за деревней. На качелях укачивало, как в лодке.

Когда его начинало тошнить от голода, он шел в закусочную, стоявшую под чахлым гималайским ведром в углу сада, и ел там одэн {Одэн - кусочки батата, соевого творога и пр., насаженные на бамбуковые палочки и сваренные в воде.}. Ел он всегда левой рукой, держа правую в кармане, но хозяин закусочной знал, что у него нет двух пальцев на правой руке. Однажды Айда зашел в закусочную, и одэн показался ему таким вкусным, что он никак не мог остановиться. Наконец он сказал себе: "Ну, это последний" - и схватил было вертел, как хозяин вдруг произнес:

- Двести сорок иен.

Он невольно вытащил руку из кармана и стал искать кошелек.

- Ешьте спокойно, коль у вас есть деньги. Не спешите. - Хозяин улыбнулся. - Руку жаль. Как это случилось?

Пришлось рассказать, раз уж тот увидел.

- Работал на фабрике, где делают набивку для матрасов. Машиной отрезало, - сказал он простодушно.

- Набивку для матрасов?

- Ну да. Матрасную набивку. Берут волосы, шерсть, нейлоновые очесы, смешивают с жидкой резиной, раскатывают в виде толстого листа и режут на большие куски механической пилой.

- Этой пилой и отрезало?

- Да. Из-за моей рассеянности.

Правда, так ему сказали хозяин фабрики и мастер, когда он очнулся. Сам же он ничего не помнил. Как было на самом деле, он так и не узнал. Мог только предположить, что пила сама вцепилась ему в руку.

- Теперь уж все равно, - нахмурился хозяин закусочной. - А пальцев самых нужных нет. Неудобно, конечно?

Обычно Айда не испытывал большого неудобства, но очень расстраивался, когда думал о будущем. Как можно заработать на хлеб, если даже карандаша не удержишь? О канцелярской работе он и с самого начала не помышлял, но с такой рукой невозможно ни станком управлять, ни другую работу делать, особенно тонкую. Оставался только тяжелый, грязный труд, но он не был уверен, что это ему под силу.

- Так вы сейчас эту самую набивку для матрасов делаете?

- Нет, я работаю в типографии. На грузовике.

- Хорошо водите?

- Нет, я не водитель. Помогаю сгружать и нагружать машину.

Хозяин закусочной понимающе кивнул и молча показал ему свою правую руку. На ней не было безымянного пальца.

- Это не пилой отрезало. Пулеметом отбило, - сказал он.

На другой день хозяин закусочной спросил:

- Близко живете?

- Я? В Канда.

- В Канда?! И оттуда приезжаете?

- Да. На автобусе. Девятнадцатый номер от южного входа Токийской станции метро.

- Вот, значит, как! А я думал, вы тут неподалеку обитаете.

Не зря спросил. Каждое воскресенье он приезжал сюда утром и просиживал на качелях до захода солнца.

- Здесь рядом знакомая живет, - сказал он, подмигнув хозяину.

- Тогда почему вы всегда один?

- А ее дома нет...

На лице хозяина закусочной отразилось недоумение: можно, дескать, и потом зайти. Но он этого не сказал. Заметил только:

- Ну и терпеливые же вы там, в Тохоку. Айда удивился, потому что никогда не говорил а хозяину закусочной, откуда он родом.

- По говору понятно. Я в армии с ребятами с Тохоку служил... Все погибли.

Айда молча вернулся к качелям. Отсюда ему был виден невзрачный переулок на другой стороне улицы. За вывеской одноэтажного строения у входа в переулок виднелись три окна второго этажа стоявшего позади дома, беленного известкой. То, что посередине, было окном комнаты Миса. Она поставила в комнате роскошную кровать и жила там вместе с черной кошкой по кличке Тама.

Кошку Миса привезла из деревни, а кровать купила, когда стала работать в баре. Он помнил, как первый раз уселся на эту кровать. Ноги сами по себе взмыли в воздух, и он стал раскачиваться вперед и назад, точно дарума {Дарума - здесь: игрушка наподобие ваньки-встаньки.}.

Айда очень удивился. Чем он там набит, этот матрас? Не думал, что кровать может быть такой мягкой. Cначала он ощутил беспокойство, а потом вдруг помрачнел. Теперь-то он понимал, что это было предчувствием беды.

III

- Отныне будет так: если на окне висит красное полотенце - я еще сплю, беспокоить не надо.

Миса сказала это в конце лета, когда он однажды в десятом часу утра постучался к ней в дверь.

- Если белое полотенце - ко мне можно подняться. А когда никакого полотенца не видно, меня нет дома.

В тот день Миса спросила из-за двери:

- Это ты, Ко-тян {Ко-тян - уменьшительное от Кохэй.}? - и, помедлив немного, сказала: - Подожди в саду.

До сих пор она всегда открывала ему дверь, даже если была в каком-то колыхавшемся, прозрачном, как крылья мотылька, одеянии, и при этом говорила:

"Я еще сплю. Войдешь?" - "Подожду на улице", - отказывался он и ждал, когда откроется окно в комнате Миса, выходящее в переулок. А в то утро она не только не отворила ему дверь, но потом еще и отчитала его. Такого не было с тех пор, как они уехали вместе из деревни.