Рассказы

В сумерках вернулся я домой, решив никому ничего не рассказывать. А наутро, позавтракав, сидел за столом и ждал. Не читалось мне и не писалось. Я сидел и ждал гостя. Чутко прислушивался к шагам на лестнице, к людскому говору и ждал, долго, но не напрасно. Гость объявился ближе к полудню. Был он молод, при галстуке, представился инструктором райкома.

- Ну, как? - спросил он почти с порога. - Как живем? - И, не дожидаясь ответа, обошел всю квартиру, оглядел ее комнаты. - Здесь, значит, учитель, а здесь - парторг,- точно отгадывал он. - А здесь - вы.

Он остановился передо мной, спокойный, доброжелательный, и глядел пристально. А я сидел, сидел и думал: "Зачем? Чего ему нужно? Кому я помешал?"

Поговорили. Разговор был общим, о жизни, о литературе, о всяких всякостях. Но и он, этот инструктор, как и прежние мои гости, все поглядывал на бумаги, лежащие на столе. Так хотелось ему в них заглянуть. И от любопытного этого взгляда невольно я заслонил свою работу: сдвинул листы и книгой их прикрыл.

А потом мне уже никуда не хотелось идти. Я сидел, курил.

Кончился табак. Магазин лежал за совхозной конторою. Я контору уже проходил, когда из дверей ее вышел мужчина в темном драповом пальто с каракулем. Мы встретились глазами лишь на мгновение. Я пошел дальше, но чуял на спине своей тяжелый, из-под набрякших век взгляд.

Пора было уезжать. Я оставил себе день на прощанье. С утра ушел на лыжах. День был славный, солнечный, снег отмяк, и уже не похрустывала, а вминалась снежная корочка. И возле черных будыльев коровяка оттаяли крошечные воронки.

Но вернулся я домой засветло, успел приготовить ужин, сходил за вином для прощания с товарищем моим и Витей-парторгом.

Товарищ пришел вовремя. А вот Виктора мы ждали-ждали и дождаться не могли. Не могли дождаться и ужинали без него. Виктор приехал поздно. Он с порога узрел наше застолье и одобрил:

- Правильно! Выпьем. Ну их всех...

- Где это ты?.. - засмеялся приятель мой.

- Неважно,- сказал Виктор. - Все. Сяду за баранку, и все...

Он был не злой, а какой-то словно растерянный. Он горячился, а на меня не глядел. И я все понял.

- Уезжаю завтра,- объявил я.

- Как? Куда? - не понял Виктор.

- Домой. Хватит. Нагостился.

- Почему? Никуда не поедешь. Живи! Пошли они...

- Да что ж мне тут, вечно жить? Пора.

На простецком лице Виктора все можно было прочесть: какой-то испуг и радость.

- Тебя же из-за меня вызывали,- сказал я прямо.- Из-за меня?

- Неважно,- ответил Виктор. - Но я... - загорячился он. - Живи!

- Да нет, мне пора.

Он был хорошим мужиком, этот Виктор, совестливым. Но от "баранки" он уже ушел, и назад не было возврата. В райцентре жила его семья: жена и дочка. И они уже надеялись на иное. Да и сам он тоже. И мой отъезд все решал по-доброму.

Мы засиделись допоздна. Виктор чувствовал себя виноватым, а виноватым быть не хотел и потому говорил, говорил. Он рассказывал о директоре совхоза, о хозяине, что-то о темных его делах. Теперь я забыл. Но через много лет я помню странную фамилию директора: Купейко.

Назавтра я уехал. Домашние мои удивились. Ведь собирался на весь отпуск, а он был у меня длинный - горячий цех. Собирался надолго, а вот...

А я и теперь жалею. Десять лет уж прошло. А я как вспомню тот хутор, потерянный в снегах... Вспомню - и на душе делается нехорошо.

ЧТО СКАЖЕТ КУМ НИКОЛАЙ

К Шелухиным из деревни приехал кум Николай, кое-что для машины достать. Помыкаться, конечно, пришлось, и по магазинам, и на толчок съездить, да и по знакомым. Помыкались, но достали. Что нужно было, все достали. И по этому поводу, да и просто вроде на прощанье, вчера вечером посидели хорошо, выпили, песни попели. Культурно, без шума и крика, как положено.

Нынче с утра жена побежала в магазины: куме да ребятишкам подарков купить. А сам Шелухин за пивом сходил, прогулялся. И теперь сидели они с кумом Николаем на кухне, завтракали.

За окном стояло тусклое городское утро. Но зажигать света не стали, как-то лучше без него, глаза не режет. И тихо было в квартире и в доме - воскресенье, утро. Сидели беседовали, пивко попивали.

Яркий электрический свет вспыхнул вдруг так неожиданно, что и Шелухин, и кум Николай вздрогнули, зажмурились. А из коридора донесся радостный смех. Это Павлушка, сын Шелухина, проснулся и баловал.

- А ну, выключи сейчас же, - строго сказал Шелухин. - Здоровый, а дурак...

Павлушка свет выключил, досмеялся и ушел умываться.

Скоро он вновь объявился, на пороге кухни встал, за дверь уцепился и стал покачиваться вместе с нею вперед-назад, то являя себя, то скрываясь.

Шелухин засмеялся.

- Вот, - сказал он, - возьмите его за рубль двадцать. В пятом классе, а все на дверях висит, катается. Иди завтракай, чадо.

Чадо на приглашение отца не откликнулось, а продолжало свою игру, открывая и затворяя дверь кухни. Шелухин вздохнул.