Рассказы

Нежная, хрупкая, неумелая девочка, тщательно сдерживаемые слезы, хоть он и пытался быть осторожным (а умел ли?), искусанные губы, сжатые судорожно пальцы, и все же — упругая напряженность тела, знающего интуитивно, чего хочет, короткие резкие вздохи в ответ на прикосновения… Потом он попросту перестал замечать хоть что-то, была тьма, были цветные сполохи, наверное, он что-то делал, но не мог почувствовать свое тело — летел во тьме сквозь бесконечную радугу, и этот полет был счастьем, бездумным и беспредельным, только где-то на фоне билась единственная короткая мысль — «не увлекись, не сделай ей больно».

Может быть, он произнес это вслух? Ибо услышал — как издалека: — Мне не больно…

Три недели он высовывался из комнаты только за едой. Три недели — так мало, кажется, прошел всего один долгий день, море безумного, невозможного в этом мире счастья.

Вдвоем под теплыми струями воды — неловко, неудобно, смешно, и они смеялись. Вечером, включив только маленькую лампу, разглядывать ладони друг друга. Она разминала ему плечи, и шутливо жаловалась, что у нее болят руки — целовал ее ладони, улыбался. Рассказывал ей об иных мирах, наконец-то позволив себе память.

Три недели они и жили в другом мире. Ограниченном размерами комнаты, но им не было тесно.

После операции по обыкновению не было важных дел, а от неважных отбрыкивался быстро, переваливал на заместителя. В самом деле — тренироваться-то могли и без него. Тем более — домучивать оставшихся пленных. Шальные, нездешние, налившиеся яркой синевой глаза прятал под шлемом. Отдавал распоряжения и уходил в свою комнату. К ней. Только там был — по-настоящему, настоящим…

Ни о чем не думал, не гадал и не интересовался, что думают о нем другие.

Дурак. Какой же он был дурак!

В конце третьей недели напоролся в коридоре на старшего в казармах. Того, что некогда подобрал чужака на дороге. Прошел десяток лет, старший уже руководил не дюжиной — дюжиной дюжин. Сам тоже давно был не новобранцем-приемышем, которого учили языку и бою.

— Ты, говорят, девочку нашел… необычную. Хорошую, говорят, девочку. А что не делишься? Нехорошо. Приведи к командиру-то…

Любого иного, равного или ниже по званию послал бы немедля куда подальше, и не повод это для обид. Каждый сам хозяин своей добыче. Но не здесь. Не старшего. Нельзя.

Земля взбрыкнула под ногами.

— Приведу. Вечерком, а? — обычный голос, обычная циничная усмешка. Все как всегда.

— Давай. Повеселимся.

Войдя в комнату, крепко запер дверь, и с размаху ударил руками в стену, не чувствуя боли.

— Что случилось?

— Случилось все.

Рассказал — коротко, давясь словами. Без малейших колебаний улыбнулась ему. Спокойно, легко.

— Убей меня. Убей меня сам.

— Саэ мэи…

— Прошу тебя!

В руку лег нож — старый, любимый, удобный. Убивал им уже десяток раз, не меньше.

Убить? Ударить в одну или другую известную точку?

Занес руку.

Зачем-то посмотрел на ее лицо — закрытые глаза, напряженное, но бесстрашное ожидание.

Не могу.

Но что тогда?

Отдать командиру. Больше — нечего.

Без вариантов.

Невозможно.

Невозможно, как ударить ножом.

Поздно жалеть о том, что был таким дураком. О том, что даже не подумал, как подставляется, как сам загоняет себя — и ее — в эту ситуацию. Жалеть поздно. Надо просто ударить. Легкая быстрая смерть вместо долгой и мучительной — все, что может дать ей теперь.

Глаза распахиваются: недоумение.

— Ну что же ты?! Не отдавай меня им, не отдавай…

— Подожди. Еще пара часов у нас есть… — кривая усмешка.

Клятвы и обещания вечно помнить, ждать, найти — там, за гранью этого мира. Непременно встретиться, узнать, быть вместе навсегда.

Люби ее, люби ее так, чтобы несмотря на свой страх, она забылась и задремала. Сколько есть сил. Заставь все забыть, заставь заснуть в счастливом тягучем блаженстве, только пусть не смотрит, не ждет.

Ударить — спящую.

Невозможно.

Да что же ты за тварь, почему не можешь сделать то единственное, что должен сделать для нее?

Медленно — так кажется — и нежно, не запнувшись на упругой границе кожи, нож входит под ребро. Ресницы дрожат, и на губах тает тихий удивленный шепот:

— Мне не больно…

Занавес тишины.

СМОТРИТЕЛЬ

Фантастическая страшилка

— Присмотри за моим цветочком?

Шэн поставил на стол Смотрителя нечто. Нечто было заботливо, но неумело упаковано в пластик, бумагу и тряпки, а вдобавок еще обвязано веревочками и заклеено клейкой лентой. Развернул, даже не подумав выбросить упаковку.

Осторожно опустил на ворох хлама гидропонный горшок, из которого торчал «цветочек», больше всего напоминающий кочан красно-зеленой капусты с мясистыми листьями. Причем — капусты, которую кто-то раскрасил лаком с разноцветными блестками.

Смотритель недоуменно уставился на толстого уродца.

— С ним ничего делать не надо, просто воды подливай в горшок, он просигнализирует. Ну… раз в месяц где-нибудь, — у Шэна был такой вид, словно цветочек составлял смысл его жизни, а приходится бросать его на попечение заклятого врага.