— Нет, дело не в этом, — сказала она. — Я просто хотела бы узнать, чем по-вашему Вы здесь занимаетесь, в конце концов? Я, честно говоря, думаю, Вы даже не знаете, как кисть в руках держать!
Эти слова поразили его. Он быстро набросил на холст салфетку.
Прошло какое-то время, прежде чем мистер Элигу, отрывисто дыша, облизнул свои сухие губы и сказал, что вовсе не претендует на звание художника. Он добавил, что не скрывал это от женщины, ответившей на его звонок в художественную школу. Затем продолжил:
— Должно быть, я допустил ошибку, позвав Вас сегодня к себе домой. Я думаю, мне надо было больше поупражняться самому и не отнимать ни у кого времени. Наверное, я ещё не достаточно готов к работе, которой хотел бы заниматься.
— Меня не интересует, как долго Вы упражнялись, — начала мисс Пэрри. — Лично я думаю, что Вы меня вообще не нарисовали. Больше того, я чувствовала, что Вы и не собирались меня рисовать. Вы ведь вовсе не для этого меня сюда позвали, а скорее для того, чтобы пялиться на моё голое тело. Кто знает, зачем Вам это надо. Понятия не имею, чего Вы хотите, но, чёрт возьми, готова поклясться, к рисованию это никакого отношения не имеет.
— Мне кажется, я допустил ошибку.
— Мне тоже так кажется, — сказала натурщица. Она уже успела одеться и туго затянула пояс.
— Я сама художница, — призналась она. — Сейчас мне приходиться позировать, потому что осталась без гроша, но я могу распознать подделку.
— Я бы не чувствовал себя так неловко, — сказал мистер Элигу, — если бы не приложил все усилия, чтобы объяснить ситуацию той женщине из Лиги.
— Мне жаль, что так получилось, — продолжал мистер Элигу осипшим голосом. — Я должен был всё хорошенько обдумать. Мне семьдесят лет. Я всегда любил женщин и переживал, что в этот период моей жизни у меня нет близких друзей среди них. Это одна из причин, побудивших меня опять взяться за кисть. Но я никогда не строил иллюзий относительно моих художественных способностей. К тому же, мне кажется, не осознавал, как много подзабыл о живописи. И не только о рисунке, но и о женском теле. Совсем не предполагал, что Ваше тело так возбудит меня. А ещё я был растроган нахлынувшими воспоминаниями и размышлениями о том, как прошла моя жизнь. Я надеялся, что рисование вернёт мне утраченное чувство радости жизни. Сожалею, что побеспокоил Вас и причинил неудобство.
— Мне заплатят за неудобство, — сказала мисс Пэрри, — но Вы не в состоянии загладить свою вину за унижение, которое я испытала, придя сюда. Вы не можете расплатиться со мной за чувство отвращения от того, как вы пожирали глазами моё тело.
— У меня и в мыслях не было унизить Вас.
— Тем не менее, унизили, а как же ещё это можно назвать?
Затем она попросила мистера Элигу раздеться.
— Мне? — удивлённо переспросил он. — Для чего?
— Я хочу сделать набросок. Живо снимайте штаны и рубашку!
Он ответил, что только избавился от своего зимнего белья, но девушка даже не улыбнулась.
Мистер Элигу разделся, стыдясь своего вида.
Быстрыми мазками она набросала его фигуру. Он выглядел не так уж плохо, но чувствовал себя ужасно. Закончив набросок, она обмакнула кисточку в пятно чёрной краски, которую выдавила из тюбика, и замазала изображение, превратив всё в чёрную грязь.
Он видел её ненависть, но ничего не сказал.
Мисс Пэрри бросила кисточку в корзину для мусора и направилась в ванную за своей одеждой.
Старый мужчина выписал ей чек на сумму, о которой они предварительно условились. Он стыдился писать своё имя, но всё же поставил подпись и отдал чек девушке. Мисс Пэрри небрежно закинула его в свой большой ридикюль и ушла.
Он подумал, что по-своему она была привлекательна, но ей явно не хватало такта. А потом старик спросил себя:
— Неужели мне больше нечего ждать от жизни? Неужели это всё, что мне осталось?
Ответ был очевиден, поэтому он не смог сдержать слёз, осознавая, как быстро состарился.
Когда позже он снял с холста салфетку и попробовал вписать в овал лица её черты, он не смог их вспомнить.