Рассказы

— Моё терпение вот-вот лопнет! Этот косоглазый во всё лезет, чёрт бы его побрал!

И хотя Шварц не был столь желанным гостем в доме, он слегка набрал в весе, но внешность его при этом не изменилась в лучшую сторону. Он всё также выглядел замызганным с растрёпанными перьями, словно он только что попал в грозу. Он признавал, что уделяет мало времени своему виду. Вот ещё, и без того дел по горло.

— Ещё и марафет наводить! — говаривал он Эди. Но взгляд его стал живее, и хотя Коган продолжал дразнить его косоглазым, это уже не звучало столь категорично.

Шварц был вполне доволен своим положением и тактично пытался не переходить дорогу Когану, но однажды, когда Эди пошла в кино, а Мори был в душе, торговец морожеными продуктами начал провоцировать птицу на ссору.

— Б-га ради, почему ты не моешься хоть время от времени? Почему от тебя вечно смердит, как от дохлой рыбы?

— Если вы позволите мне заметить, Мистер Коган, когда вы съедите чеснок, от вас будет разить чесноком. Я три раза в день ем селёдку. Кормите меня цветами, и от меня будет пахнуть цветами.

— Да кто вообще обязан тебя кормить чем-либо? Радуйся, что тебе дают селёдку.

— Простите, но я и не думал жаловаться, — сказала птица. — Это Вы, кажется, жалуетесь.

— Да больше того, ночью я слышу, как с балкона доносится твой поросячий храп, который не даёт мне сомкнуть глаз, — продолжал Коган.

— Слава Б-гу, храп пока ещё не является преступлением, — заметил на это Шварц.

— Короче, ты чёртов паразит и нахлебник! Скоро ты потребуешь спать в постели с моей женой!

— Мистер Коган, за это можете не волноваться, — заверил его Шварц. — Я всего лишь птица.

— Это ты так говоришь, а как я могу быть уверен, что ты птица, а не какой-нибудь Б-гом проклятый дьявол?

— Если б я был дьяволом, Вы бы уже догадались. Или Вы видите присутствие дьявола в том, что Ваш сын приносит домой отличные оценки?

— Заткнись, ты, птичий выродок! — заорал Коган.

— Гр-р-рубиян! — каркнул Шварц, встав на кончики своих когтей и расправив крылья.

Коган был готов заехать по тощей птичьей шее, но Мори вышел из ванной, и до конца вечера, пока Шварц не улетел спать на балкон, оба поддерживали видимость мира.

Но Шварц всё никак не мог забыть о ссоре и плохо спал в эту ночь. Он просыпался от своего собственного храпа, а проснувшись, отгонял от себя страшные мысли о том, что с ним теперь станет. Он не хотел попадаться под горячую руку Когану, поэтому как можно больше времени проводил в своём птичьем жилище. А когда в его стенах становилось невыносимо тесно, он ходил взад-вперёд по краю балкона или садился на крышу своего домика, уставившись в пространство. Вечерами он часто засыпал за проверкой уроков Мори. Просыпаясь, он нервно вскакивал и метался по комнате из угла в угол. Он проводил много времени в шкафу Мори и тщательно изучал содержимое его письменного стола, когда ящики были выдвинуты. Однажды, когда он нашёл на полу огромный бумажный пакет, Шварц ткнул его, чтобы посмотреть, что там внутри. Мальчик рассмеялся, когда увидел птицу в мешке.

— Он хочет построить гнездо, — рассказал он матери.

Эди почувствовала, что Шварца что-то гложет, и решила спокойно поговорить с ним.

— Может быть, если бы ты делал хоть немногое из того, что просит мой муж, вы бы лучше ладили друг с другом.

— Что например? — поинтересовался Шварц.

— Например, принимать ванны.

— Я слишком стар для этого, — ответил Шварц, — мои перья выпадают и без ванны.

— Он говорит, от тебя плохо пахнет.

— Все имеют запах. Некоторые люди воняют от своих грязных мыслей, другие сами собой отравляют воздух. Мой неприятный запах от пищи, которую я ем. А от него почему смердит?

— Лучше мне у него не спрашивать, а то он совсем выйдет из себя, — сказала Эди.

В конце ноября Шварц мёрз на балконе в тумане и стуже, особенно в дождливые дни, когда он просыпался с окоченевшими суставами и еле мог пошевельнуть крыльями.

Он снова начал чувствовать приступы ревматизма. Он бы предпочёл проводить больше времени в тёплом доме, особенно, когда Мори был в школе, а Коган на работе. И хотя у Эди было доброе сердце и она бы наверняка не отказалась вносить его по утрам в дом, чтобы дать ему отогреться, он боялся просить её об этом. Примерно в это же время Коган, придя с работы и начитавшись статей о миграции птиц, вышел как-то вечером на балкон, пока Эди тушила на кухне мясо. Он украдкой заглянул в птичий домик и посоветовал скорей подыскивать себе другое пристанище и выметаться.

— Время отправляться в путь! — поддразнивал он Шварца.

— Мистер Коган, за что Вы меня так ненавидите? Что плохого я Вам сделал? — спросила его птица.

— Да ты — источник всех бед, корень зла! Подумать только, вы слыхали о Еврей-птице? А ну проваливай отсюда сейчас же, или начнётся война!