Рассказы

После женитьбы я не заходил к ним довольно долго, потому что любил Чарли, и мне было бы горько увидеть, как он приходит в чувство от наркоза ее чар и начинает ощущать первую боль реальности. Когда же я, наконец, зашел к ним, то обнаружил всё, чего опасался. За обедом Чарли стал рассказывать об их совместной поездке на машине, но я так и не понял, куда они поехали и в каких городах побывали, потому что не успевал Чарли открыть рот и сказать: "На следующий день мы выехали рано и проехали двести миль до Фэрвью…", как Дороти поправляла его: "Я бы не сказала, что мы выехали рано, потому что мы выехали не так рано, как в первый день, когда мы встали около семи. И проехали мы сто восемьдесят миль, потому что я посмотрела на счетчик, когда мы отправились".

— Ну, во всяком случае, когда мы добрались до Фэрвью, — пытался продолжить Чарли, но Дороти его останавливала: "Разве мы доехали в тот день до Фэрвью, милый?" Дороти никогда не говорила Чарли, что он не прав, а спрашивала, не могло ли быть иначе, но значило это одно и то же, потому что, если он отвечал: "Я совершенно уверен, что доехали", она возражала: "Нет, это был не Фэрвью, мой милый" (она называла "милыми" всех, с кем не соглашалась).

Пару раз, когда я навещал их или когда они заходили ко мне, Дороти позволяла Чарли дойти до самого важного места какого-нибудь интересного происшествия и тогда, как подскочивший сзади игрок, лихо подсекала его у самой линии ворот. А для нервов и ума это ведь самое страшное.

Некоторые мужья, когда жены перебивают их, выходят из игры благодушно и даже с гордостью и позволяют им закончить рассказ, но это мужья — уже потерпевшие поражение. А Чарли поражений не признавал, но от подножек жены утрачивал интерес к таким разговорам и начинал понимать, что с этим надо что-то делать.

Тут он нашел совершенно замечательный выход: в конце второго года супружества, когда к ним приходили гости, Чарли вдруг начинал затейливый рассказ о сне, который он видел, зная, что Дороти не станет поправлять его собственные сны. Сны были единственной частью жизни, принадлежавшей только ему.

— Мне казалось, что я веду самолет, — говорил он, — сделанный из кусков проводов и старой кожи. Взлетев в спальне, я хотел направить его к Луне, но на полпути к Луне мне встретился некто, похожий на Деда Мороза, только одет он было почему-то в форму таможенника. Он подал мне знак остановиться: он тоже летел в самолете из телефонных проводов. Поэтому я повернул к облаку.

— Здесь, — сказал он мне, — вам запрещено пролетать к Луне, если вы тот самый человек, который придумал свадебный торт.

Тут он показал мне торт в форме жениха и невесты в момент венчания: маленькие фигурки жениха, невесты и священника из крутого теста были прочно заделаны в вафельный круг с хрустящей корочкой…И так далее.

Любой психиатр сказал бы вам, что Чарли на верном пути к безумию в форме мономании. Нельзя ведь жить в фантастическом мире снов ночь за ночью, день за днем и сохранить разум. Материальная сущность жизни Чарли потихоньку таяла, и он переселился в мир теней. А поскольку мономания такого рода часто приводит к повторению одного и того же рассказа, воображение Чарли скудело и, в конце концов, он стал повторять несчетное число раз один и тот же первый сон со странным полетом к Луне на аэроплане из телефонных проводов. Тяжело было смотреть на него, и мы все были глубоко опечалены.

Месяца через два Чарли пришлось отправить в лечебницу для душевнобольных. Когда его увозили, меня в городе не было, но Джо Фульц, поехавший с ним, написал мне, как было дело. "Там ему, кажется, сразу понравилось, — писал Джо. — Он успокоился, и глаза стали лучше. (В последнее время они были у него дикие и загнанные). Конечно, — продолжал Джо, — он, в конце концов, избавился от этой женщины".

Через пару недель я заехал в лечебницу навестить Чарли. Он лежал на койке, на большой остекленной веранде, изможденный и похудевший. На стуле у койки сидела она, ясноглазая и жаждущая победы. Я был огорчен, застав ее здесь, так как надеялся, что Чарли, наконец, удалось найти убежище от своей жены. Казалось, он совсем обезумел. Он тут же начал рассказывать о своем полете на Луну и дошел до места, где человек, похожий на Деда Мороза, велел ему остановиться. "Он тоже был в самолете из телефонных проводов, — рассказывал Чарли, — а поэтому я повернул к обочине…"

— А вот и нет! Ты повернул не к обочине, а к облаку, — бросилась в атаку Дороти. — Там не могло быть никакой обочины, потому что это небо. Значит, ты повернул к облаку.

Чарли вздохнул, чуть шевельнулся и посмотрел на меня.

Дороти тоже посмотрела на меня с очаровательной улыбкой.

— Вот видишь, какой он путаник. Вечно рассказывает эту историю неправильно!

Ночь, когда рухнула кровать