Рассказы

Он подал руку последним. Они были из разного времени. Слой времени разделял их, и три дня, проведенные вместе, были даже больше того, что они могли получить. И он, и она это знали, но чувствовали, что это уже не в их власти, и должно случиться что-то еще.

Мы отвезли книги в дом к нашему другу на Молчановку, и там сначала разделили их на более и менее интересные. И те, и другие мы поделили между собой по жребию. Каждый взял свою часть, и библиотека перестала существовать.

Прошло два дня, и нам позвонила ее дальняя родственница. Хозяйка книг требовала, чтобы мы немедленно пришли и угрожала вызвать милицию.

Нам открыла женщина лет пятидесяти, наверное, та самая Наташа, и молча провела по коридору.

– А, это вы.

Она сидела, положив руки на стол. Гладкий лоб побелел.

– Как вы посмели обмануть меня? Как вы могли позволить себе не отдать мне деньги, мне, человеку, который всегда предоставлял свои книги студентам! Отвечайте, как вы могли это сделать?

В комнате не было ничего, кроме стола, пыли и каких-то бумажек на полу.

– Мы отдали вам деньги. Три тысячи.

– Нет, вы мне ничего не давали.

– Но вспомните…

– Нет, я от вас ничего не получала.

– Вспомните, мы вам сразу их отдали!

– Нет, я не могла об этом забыть! Я еще не так дряхла, как вы рассчитывали! Украсть у меня перед смертью деньги – такого поступка я не видела за всю мою жизнь!

Мы не могли ей ничего доказать.

Один из нас молчал, не пытался ничего понять, и думал только о том, чтобы все это закончилось без неприятных последствий. Второй волновался, и снова и снова старался ее убедить, что он не виноват, зная, что убедить невозможно, потому что это способ получить еще один, четвертый день, вопреки самой себе, всем правилам, времени и обстоятельствам. Чем больше он говорил, тем яснее становилось ее лицо.

Третий в конце концов не выдержал обвинений в воровстве.

– Да поищите же вы эти деньги! Они ж у вас где-нибудь тут! В каком-нибудь старом чулке!

Она схватилась рукой за сердце, бившееся где-то под кофтой.

– Уходите! Вы убьете меня. Мне плохо! Скорую! Наташа!

Мы ушли.

Один из нас теперь занимается страхованием и продажей недвижимости на Брайтон-Бич. Второй уехал в святую землю и занят там вполне мистическим делом – поисками нефти. Третий работает преподавателем в московском Вузе. Жена и дочь бросили его и уехали в Лондон.

Протоколы контакта

Прадедушка Зухры возглавлял клан, враждовавший с Кокандским ханом. Во время похода Скобелева в Среднюю Азию прадедушка перешел на сторону русских. Дедушка принял православие, получил дворянство, дослужился до полковника и погиб в Первую мировую войну. Отец Зухры был во время Великой Отечественной войны офицером. После войны он расстался с первой женой, женился на девушке из родных мест и увез ее в Москву. Мама Зухры была на тридцать лет младше мужа. Папа ревновал ее, не разрешал работать и не отпускал одну даже в булочную.

Древняя кровь проявилась в экзотической внешности. Зухра была маленькая, черноволосая, с очень темной кожей желтоватого оттенка, худая и быстрая как мальчик. Все это дополняли тяжелые губы таитянки Гогена, полукруглые густые брови и глаза с китайским разрезом, которые иногда испуганно раскрывались как черные бабочки.

От предков Зухра унаследовала глубочайшее уважение к мужчине. Порядки отцовского дома укрепили в ней веру в то, что мужчины – хозяева жизни. Она совершенно не умела заводить романы. При этом Зухра была общительной московской девушкой, легко училась в школе, проявила способности к математике и поступила на мужской компьютерный факультет. Студенческая жизнь состояла из учебы и потока вечеринок, которые начались с первой недели и продолжались все пять лет. Собственно говоря, они были обязательны. Ни у кого на факультете не было сил их пропускать. Выпивка, танцы, шутки, и романы хорошо заполняли головы и служили удобным полем для безопасного выплеска энергии. Зухра танцевала и веселилась от души, радуясь своей принадлежности к компании, но дальше этого дело не шло. Мужчины, как она про себя называла сокурсников, проявляли к ней лишь общекомпанейский интерес. В Москве она не считалась красивой. Брать инициативу на себя, кокетничать и пользоваться женскими приемами она не могла. После первых общих фраз Зухра начинала смотреть на молодого человека испуганно-почтительно, что совершенно не оставляло места для веселья и легкомыслия, нужных для завязки романа. В институте Зухра держалась в обществе четырех подруг. Их так и воспринимали впятером как некий монолит. Вместе их и распределили на работу. «Ну когда же мы будем рожать детей?» – недоуменно спрашивала Зухра у подруги, поднимая высокие брови. «Ничего, Зухрёнок, еще кого-нибудь найдем», – отвечала подруга. Впрочем, на службе Зухре было неплохо. Там существовал определенный твердо установленный порядок, в который Зухра c готовностью вошла. К своей профессии она относилась серьезно, любила ее и работала очень хорошо.