Рассказы

- Почему Яхота пришел к вашему отцу? – неожиданно в Боброве проснулось любопытство и потребность быть в курсе хотя бы чего-нибудь. – Если я всё правильно понял, у Яхоты вообще не имелось доверительных знакомых, при его-то нелюдимости…

- Верно. Из их диалога мне открылась причина. Именно мой дед курировал Шварцкапфа от жандармерии. Шварцкапф заявил, что фамилии его и Шкруевичей состоят в отдаленном родстве, и что это, якобы, накладывает на отца обязательства. Отец мой был твердым человеком, и осадил гостя весьма резко, потребовав говорить конкретно и по делу. К моему большому разочарованию, прежде чем Шварцкапф перешел к самому главному, отец плотно закрыл дверь, и мне удалось разобрать лишь несколько слов, географических наименований: Чертоплес, Бередихино, Череховский лес. Уже будучи студентом университета, я отыскал эти названия на карте. Все они расположены в Восточной Сибири, кучно. И еще я услышал - раздобыть «почай-сорняк»...

- Безобидная травка с неожиданными побочными эффектами? - переспросил Бобров.

- Вот именно. Видимо, Шварцкапф дал отцу подробные разъяснения, что это за сорняк и где его собирать. Произрастает он лишь на очень ограниченном участке, в Череховских лесах. Шварцкапф провел там много месяцев и выяснил что-то невероятное о свойствах сорняка, но в силу обстоятельств ему не удалось возобновить изучение. Для него было важно, чтобы кто-то – но не чужой! – сделал это за него.

- Противоречивый характер у вашего Яхоты… то есть Шварцкапфа, - сказал Бобров. – Тут он кровожадный убийца без капли здравого смысла, а тут – муж науки, избирающий преемника, чтобы его ученая работа не канула в лету… Так кто же он всё-таки был?

Старик пристально взглянул на Боброва, спрятал под рубашку свою медаль и тщательно застегнул две верхние пуговицы.

- Кем бы ни был Шварцкапф, - задумчиво произнес он, - принципиально, что подлинной его сущности не знал никто. Уходя от нас – тогда я его и увидел – он, конечно, сознавал, что будущее не сулит ему ничего, кроме пыток и расстрела. Но в глазах его застыла решимость. И потом я нередко думал о том, что он намеревался любой ценой выжить. И назначил отца не преемником, а… промежуточным звеном.

После беседы со Шкруевичем отец пребывал в растерянности, и даже я, пятилетний мальчишка, заметил это. Он будто бы взвешивал за и против в каком-то важном деле… Сутками просиживал в домашней библиотеке, читая и конспектируя архивные бумаги, журналы деда и травники прабабки. Между тем по Комбриговым дачам поползли слухи: комиссар Яхота уличен ни много ни мало в каннибализме, дал признательные показания, а в пролеске за стрельбищем раскопали могилы солдат, и вид трупов красноречиво говорил о том, что до расстрела их кустарно, грубо и наспех препарировали заживо. Судьбу Яхоты слухи никак не освещали, но сомневаться тут было не в чем: он разделил участь всех своих жертв.

По прошествии полугода отец организовал экспедицию в Череховские леса, где ему и двоим его проводникам с трудом удалось выжить – район Чертоплеса славится ураганными ветрами, рушащими деревья. Отец очень спешил, и ему удалось уложиться в сжатые сроки, добыв образцы семян почай-сорняка. Но составление отчета затянулось; к тому же, в Комбриговых дачах случилось несколько убийств, тела местных жителей были найдены изувеченными, и по домам ходили милицейские дознаватели. В оборот брали даже детей. Слухи о комиссаре Яхоте возобновились с новой силой: якобы, комиссар бежал из тюрьмы (а то и прямо с места казни) и теперь прячется где-то поблизости, нанося удары исподтишка. Отец почти перестал спать, он осунулся, сильно похудел, глаза ввалились. Но он продолжал работать. В итоге готовый отчет через Наркомат сельского хозяйства по инстанциям попал на стол к Сталину. Тот, очевидно, консультировался с другими специалистами. Затем отца потребовали в Кремль для персонального доклада, он отсутствовал целый день и вернулся расстроенным. «Такие возможности! – повторял он. – Такие возможности… неужели не понятно, ч т о это значит, что дает, какие открывает перспективы?»

На другой день отца застрелили рядом с нашим домом, когда он вышел покурить. Милиция с этим убийством особо не возилась, и я заключаю, что отца ликвидировали, и на то имелась команда.

- Ну и… какие возможности мог он открыть, что от него предпочли избавиться? – спросил Бобров.

Поезд замедлил ход. Ян Войтехович (точно, вот как его звать!) отодвинул сумку и поднялся со скамейки.

- А вот этого я не знаю, - ответил он. – Я видел черновик отцовского отчета… так, один абзац. Похоже, речь в нем шла о необычной диете, предполагающей существенное – свыше ста лет – продление жизни. Много позже, в другой части Подмосковья, случилась история вроде нашей – такие же смерти, такие же изрезанные трупы… И еще, - добавил он, понизив голос. - По-моему, отец смог вырастить где-то неподалеку почай-сорняк… Ну что же, счастливого вам пути. Приятно было пообщаться.