Читаем Рассказы полностью

- Наказание с этими бабами... Перебрались сюда, думал, что получше будет, чем в подвале, а она тут как основалась, так и пошла орудовать. Из кресел подушки зачем-то повытащила. Теперь у нее в них куры несутся. Тут у нее и поросенок, тут и стирка, тут и куры, а петуха старого вон между рамами в окно пристроила.

- Отдельно? - спросила старушка-гостья.

- Да, молодого обижает. Это они с невесткой тут орудовали, когда я за продовольствием ездил. Из портьер юбок себе нашили. Не смотрит на то, что полоска поперек идет, вырядилась и ходит, как тигра, вся полосатая.

За дверью послышалась какая-то возня и голос хозяйки:

- Ну, иди, домовой, черти тебя носят!

Дверь открылась, и из темноты коридора влетел выпихнутый поросенок, поскользнулся на паркете и остолбенел; остановившись поперек комнаты, хрюкнул.

- Это еще зачем сюда?

- Затем, что у соседей был. Спасибо, хватилась, а то бы свистнули.

- Ты бы еще корову сюда привела,- сказал угрюмо швейцар.

- А у тебя только бирюльки на уме... Вот хозяина-то бог послал...

- Ну, старуха, будет тебе...

- Да как же, батюшка: барство некстати одолело. Первое дело из подвала сюда взгромоздился. Грязно ему, видите ли, там. Умные люди на это не смотрят, а глядят, как бы для хозяйства было поудобнее. Теперь вон на нашем месте, что поселились,- у них коза прямо из окна в сад выходит. А тут поросенка сама в сортир носи. А лето подойдет, погулять ему,- нешто его, демона, на пятый этаж втащишь. И опять же каждую минуту выселить могут. Это сейчас-то отделываешься: лестницу водой поливаешь, а летом, брат, не польешь...

На лестнице опять послышался какой-то крик и странные звуки, похожие на трепыханье птицы в захлопнувшейся клетке.

- Что это там, вот наказанье. Пойди посмотри.

Швейцар вышел, и хозяйка продолжала:

- Вон соседи у нас - какие умные люди, так за чистотой не гонятся. Нарочно даже у себя паркет выломали, чтоб никому не завидно было, два поросенка у них в комнате живут, да дров прямо бревнами со снегом навалили. А окно разбитое так наготове и держат - подушкой заткнуто,- как комиссия идет, они подушку вон и сидят в шубах. Так у них не то чтоб комнату отнимать, а еще их же жалеют: как это вы только живете тут? А они - что ж, говорят, изделаешь, время тяжелое, всем надо терпеть. Вот это головы, значит, работают.

- Верно, матушка, верно.

- Тоже теперь насчет лестницы: освещение было сделал, мои матушки! Ну, лампочку-то хоть на другой день какие-то добрые люди свистнули. Я уж говорю: что ж ты, ошалел, что ли? Сам в омут головой лезешь. Теперь кажный норовит в потемочках отсидеться, а ты прямо на вид и лезешь. Вот теперь темно на лестнице, сам шут голову сломит, зато спокойны: ни один леший за комнатой не лезет, от всякого ордера откажется. Намедни комиссия приходила, чуть себе затылки все не побили: поскользнется, поскользнется, хлоп да хлоп!

Вдруг на лестнице послышался голос швейцара, который кричал на кого-то:

- Куда ж тебя черти занесли? Не смотрите, а потом орете. Вот просидела бы всю ночь тут, тогда бы знала.

Швейцар вернулся в свою комнату и с досадой хлопнул дверью.

- Что такое там? - спросила жена.

Швейцар повесил картуз на гвоздь, потом сказал:

- Старуха какая-то не разобралась в потемках, вместо двери в лифт попала да захлопнулась там.

ИТАЛЬЯНСКАЯ БУХГАЛТЕРИЯ

Семья из пяти человек уже третий час сидела за заполнением анкеты... Вопросы анкеты были обычные: сколько лет, какого происхождения, чем занимался до Октябрьской революции и т. д.

- Вот чертова работка-то, прямо сил никаких нет,- сказал отец семейства, утерев толстую потную шею.- Пять каких-то паршивых строчек, а потеешь над ними, будто воз везешь.

- На чем остановились? - спросила жена.

- На чем... все на том же, на происхождении. Забыл, что в прошлый раз писал, да и только.

- Может быть, пройдет, не заметят?

- Как же пройдет, когда в одно и то же учреждение; болтает ерунду.

- Кажется, ты писал из духовного,- сказал старший сын.

- Нет, нет, адвокатского, я помню,- сказал младший.

- Такого не бывает. Не лезь, если ничего не понимаешь. Куда животом на стол забрался?..

- Что вы, батюшка, над чем трудитесь? - спросил, входя в комнату, сосед.

- Да вот, все то же...

- Вы уж очень церемонитесь. Тут смелей надо.

- Что значит - смелей? Дело не в смелости, а в том, что я забыл, какого я происхождения по прошлой анкете был. Комбинирую наугад, прямо как в темноте. Напишешь такого происхождения - с профессией как-то не сходится. Три листа испортил. Все хожу, новые листы прошу. Даже неловко.

- На происхождение больше всего обращайте внимание.

- Вот уж скоро три часа, как на него обращаем внимание... В одном листе написал было духовного,- боюсь. Потом почетным гражданином себя выставил,тоже этот почет по нынешним временам ни к чему... О господи, когда же это дадут вздохнуть свободно!.. Видите ли, дед мой - благочинный, отец землевладелец (очень мелкий), сам я - почетный дворянин...

- Потомственный...

- То бишь, потомственный. Стало быть, по правде-то, какого же я происхождения?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза