Рассказы

Первый день прошел как в тумане - приезд, устройство в отеле, потом вечерний променад, ужин и на удивление ранний отход ко сну. Утром поймала такси, протянула водителю листок с адресом. Этот бледнолицый истукан, казалось, изваянный из матового льда и до острого кадыка зачехленный в мягкий футляр черной форменной куртки со стоячим воротом головы не повернул. Просто мазнул по листку косым быстрым взглядом, выразительно изогнул бровь и спросил, хватит ли пассажирке наличных оплатить проезд в пригород. Она веером распахнула несколько огромных, розовато-салатовых купюр. Шофер едва уловимо кивнул и за время поездки ни слова не проронил. Всю дорогу она зябко поеживалась - то ли общество этого ледяного человека, то ли сырые здешние туманы отливались в ней мелким ознобом.

До островка добралась на одышливом катерке с тупым носом, который, натужно завывая и отфыркиваясь угарным выхлопом, упорно бодал мелкую волну и, казалось, никуда не двигался. Потом долго бродила по пахнущему рыбой, йодом и еще чем-то морским городку, невзначай выбрела в этом бесцельном кружении к тихой улочке, где при взгляде на адресный указатель вдруг екнуло сердце - та самая улочка, на которой жил Спенсер.

Четные номера по левой стороне, нечетные по правой - все у них за морем шиворот-навыворот. Ног под собой не чуя, двинулась вперед по левой стороне. Вот наконец и он, пятый номер: маленький коттедж в глубине двора, перед ним - ровнехонько подстриженная лужайка. На крохотном крылечке - высокий, крепко сбитый человек. Он в коротком капитанском бушлате, под которым ослепительно белеет рассеченная узким черным галстуком сорочка, белая фуражка изящно сидит на крупной красивой голове, склоненной так, будто обладатель ее рассматривает свое отражение в идеально начищенных черных ботинках. Щелчком прогнав с плеча несуществующую пылинку, он сходит с крыльца, ступает на выстеленную толченым кирпичом дорожку.

- Ой, была ни была! - махнула она рукой, решительно сходя с тротуара и пересекая улицу, а он, склонив голову на бок и прищурившись, наблюдал за приближающейся к нему женщиной, которая, замерла у живой ограды, точно споткнувшись на ровном месте, и растерянно переминается с ноги на ногу.

- Ну вот, ничего, что я - сама?.. - потупившись, пробормотала она. - Ну, словом, вместо письма по электронной почте - самая явилась?

Некоторое время он вглядывался в ее лицо, потом прохладно улыбнувшись, кивнул и плавным жестом руки пригласил в дом.

К исходу четвертого дня это стало невыносимым: бесцельное кружение по маленькому дому, чья миниатюрность отдает чем-то кукольным, а чистота настолько стерильна, что дышишь тут едва едва-едва, опасаясь замутить дыханием сверкание посуды, столовых приборов и до блеска надраенных полов. Спенсер возвращается ровно в шесть вечера: у него маленький катерок, на котором он возит туристов. Засим следует поход в паб, маленькое заведение, сумрачность которого подчеркнута низким потолком, дубовыми панелями стен, кисловатым запахом, висящим над дубовыми же столами, и чинное поглощение пива, которое она, сказать по правде, терпеть не могла. Потом - короткий променад до дома, новостная программа в телевизоре, сон. В лучшем случае этот круг может быть разорван визитом к соседям: ритуальный чай, крохотный кусочек пирога с ревенем и постные, как овсянка без соли, беседы - о погоде и результатах последних скачек.

Зябко поеживаясь с утра - в этом стерильном гнезде ее день напролет преследовало ощущение сыроватой прохлады - она написала короткую записку: извини, Спенсер, но у нас ничего не получается. И вернулась в Лондон - завтра последний день, надо прошвырнуться по городу, который так толком и не удалось посмотреть.

Вот наконец и знакомые двери-вертушки отеля - инерция подтолкнувшей в спину лопасти буквально выплеснула ее в холл, придав ускорение, - на полном этом ходу налетела на какого-то прилично одетого джентльмена, занятого сосредоточенным перебиранием бумаг, тонко шелестящих в распахнутой кожаной папке. Пара листков, выпорхнув из папки, спланировали на мраморный пол.

- Ой, извините, - она собралась было наклониться, однако он - мягким касанием ее локтя - остановил ее, с улыбкой покачал головой, подобрал документы, вернул их на место и, захлопнув папку, секунду рассматривал Асю и, сдвинув красивые черные брови к переносице с оттенком искреннего участия в голосе, спросил:

- Что с вами? У вас такое лицо... Что-то стряслось? У вас какой-то простуженный вид.

Говорил он с каким-то неотчетливым акцентом, в самом тембре его будто подбитого темным бархатом голоса, в мягкой и чуть волнистой интонации звучала настолько чуждая здешнему промозглому климату теплота, что она моментально оттаяла.

- Стряслось? Да нет. Просто не самый удачный день.