Рассказы

И ведь напророчил. Лето началось жаркое, коровы постоянно хотели пить. Арсеня пас их или около пруда, или около реки. Но, кроме жары, летом для животных наступает ещё одно, очень тяжкое испытание — это гнус: комары, оводы, слепни. Чем жарче, тем они злее. Козы как-то легче переносят нападения кровососущих, а коровы нервничают, лезут в кусты, даже ложатся, чтобы хоть живот, и особенно вымя, не кусали, а более всего спасаются в воде. Зайдут в воду, вода покроет спину, и так им хорошо, что на берег не выгонишь. А выгонять надо: зачем же они пришли на пастбище? Надо есть больше травы, надо давать молоко. Но и отдохнуть от гнуса тоже надо. Хотя и в воде эти великие труженицы продолжают работать — жуют и пережёвывают траву.

Пастушка сама поворачивала стадо к реке или на пруд, разрешала зайти в воду, сама лежала в тени прибрежной ивы и дремала. Но не на оба глаза, в отличие от хозяина, на один, а другим посматривала на подчинённых. Над коровами вились и носились оводы и слепни. Иногда они не рассчитывали траектории полёта и попадали на воду, а с неё не могли взлететь. Жужжали, крутились на поверхности. Но недолго бывали их танцы на воде — снизу выныривали голавли и с удовольствием ими питались.

— Э-э! — воскликнул Арсеня, увидев такое дело. — Чего ж это я ваньку валяю, рассиживаю? Собака пасёт, меня освобождает от трудов. А зачем? Чтоб я её и себя, и людей рыбой кормил, так, Пастушка?

Собака одобрительно виляла хвостом, шла к берегу, лакала водичку и предупредительно коротко лаяла. Это не действовало. Выгнать коров из воды даже и Арсеня раньше не всегда мог. Хлопал бичом, заходил в воду, но коровы отходили подальше. И только когда жара спадала, шли пастись.

Но Пастушка не Арсеня. Бросалась в воду, заплывала со стороны реки, лаяла, сердито молотила лапами прямо перед рогатой мордой. Выгоняла одну, плыла к следующей. И добивалась своего — все коровы выходили на берег. Отряхивались и приступали к своему главному делу — ели траву.

Хозяйки сразу заметили прибавку в надоях и нахвалиться пастухом не могли. А он все благодарности относил к Пастушке.

Мало того, он стал ловить рыбу и приносил вечером в деревню. Отдавал хозяйкам по очереди, но денег ни с кого не брал.

— Мы с Пастушкой денег не любим, берём натурой.

Утром хозяйки выносили им половину свежего рыбного пирога. Они с Пастушкой за день его съедали. На пирогах да на молоке Пастушка поздоровела, повеселела. Шерсть стала гладкой, блестящей. В деревне все наперебой старались её погладить, она всем радовалась. Только когда подошёл тот мужчина, владелец цыплёнка, который бил её палкой, она попятилась и коротко зарычала. Он испуганно отошёл. Кстати, именно он держал корову Цыганку. Но и Цыганку Пастушка воспитала окончательно, стала она законопослушной. Мужчине теперь было стыдно, и однажды он через Арсеню передал для Пастушки не до конца обглоданные куриные косточки.

— Стыдно мне, конечно, ведь убить мог. Цыплёнка пожалел, все равно б съели.

Но вот с кем не смогла найти общего языка Пастушка, так это с козлом Борькой, вожаком козьего стада. Он всегда был важен, тяжело и с достоинством шагал, а тут вдруг — нате! У его стада появился новый начальник, вернее, начальница. И они её слушаются. Как он ни мемекает, они идут туда, куда их гонит Пастушка. Борька исхудал, ел мало. Подолгу стоял, расставив передние ноги и раскачивая рогатую голову. Когда Пастушка лаяла на него, понуждая передвигаться в общем направлении, он устрашал её рогами, даже бросался. Она на рога не лезла, отпрыгивала. Потом опять лаяла, и всё равно добивалась своего. Тяжело это для козлиного характера. Борька потерял лидерство, ходил уже не в голове стада, а в середине.

А ещё вышел случай, совсем дивный. Пригнали они вечером стадо, а хозяйка одной козы говорит:

— А моя Марютка где? Волки съели?

Пошли Арсеня и Пастушка обратно. Долго искали. И ведь нашла Пастушка! Оказывается, коза перебрела мелкий ручей, скрылась в высокой траве и там… родила!

— Вот так серенькие козлики! — весело говорил Арсеня, заворачивая в плащ трёх маленьких мокрых козлят. — А ты не ори! — сердито выговаривал он жалобно и испуганно блеющей козе. — Вишь, как вы нынче, все в людей. Рановато бы тебе ещё в мамы, нет, туда же. А хороши, ах, хороши! — любовался он козлятами.

Козлята растут моментально. Вчера он крохотный, на ножках-спичечках, а через неделю прыгает, через две бодаться начинает. Так и эти козлята. Уже вскоре ходили с мамой-козой в общее стадо. А один козлёнок полюбил Пастушку. Он к ней всё время приставал, не давал спокойно лежать, толкал крепнущим лбом в живот. Самое дивное, что Пастушке это нравилось. Как она носилась с этим козлёнком, какие прыжки выделывала, как пряталась, как неожиданно появлялась и сзади, и сбоку, и спереди, прямо концерт!

— Ну, с вами никакого телевизора не надо, — смеялся Арсеня. — А ты-то чего не рад? — говорил он козлу. — Небось, сын родной. Радуйся, Борька.

А хозяйка козлёнка, когда Арсеня попросил её продать его, сразу заявила:

— Арсенечка, спаситель ты наш, да я его тебе даром дарю.