Рассказы бабушки Тани о былом

Ростом она обогнала многих учительниц, а одевалась богаче их. Братья Тименки хорошо стали зарабатывать: старший сапожничал, двое шоферили, и все трое имели возможность «калымить». То есть левачить. Четвертый брат погиб, спрыгнув на ходу с поезда. Один из братьев пролез в шоферы сельпо, получил доступ к складам облторга, где свел знакомство с их работниками, обеспечивал нарядами семью и много продавал спекулянтам. Завелись несчитанные деньги, но домашний уклад не изменился: так же хлебали из общей посудины деревянными ложками, так же спали на топчанах, не признавая ни простыней, ни пододеяльников. Зато наряжаться стали напропалую — каждый день как на праздник, придавливая обновами тех, кто имел превосходство в чем-то другом.

В дорогих тряпках и в туфлях на высоком каблуке Нюшка выглядела нарочито ряженой, вызывая насмешливое пренебрежение в клубе, куда зачастила ради демонстрации своего права быть выше всех, особенно над нищенками — учительницами, которые бегают на танцы в чулках с заштопанными пятками. Ей хотелось всеобщего внимания и преклонения, но никто не подходил к карикатурно наряженной новой претендентке в клубные примадонны. Отстояв в одиночестве танцы, она одиноко возвращалась домой. Озлобленная зависть накапливалась в отстойниках черного сердца, искала прорыва. Нюшка гуляла с размахом, не пропуская ни танцев, ни кино, ни школьных вечеров. Тишка на танцы не ходил, знал, что котироваться там не будет, предпочитал, вооружившись бутылкой и кульком конфет или пряников, посещать известные ему дома и оставаться там на ночь. А вот школьные вечера, как и Нюшка, не пропускал.

Самым большим помещением в школе была столярная мастерская. Ответственные за предстоящий вечер сразу после урока труда убирали станки, верстаки, сдвигая к стенкам, отмывали пол и расставляли скамейки, которые в обычное время лежали на сцене, сваленные беспорядочной кучей. Ситцевый занавес берегли. Он ждал вечера свернутый на длинную рейку и подвязанный к потолку. Перед концертом его опускали и слегка сбрызгивали водой, чтоб стал тяжелее и не мотался парусом, когда его раздвигали. Сцена ярко освещена, а битком набитый зал тонул в полутьме. Раздевалки не было, одежду складывали на верстаки. Каждому классу свой верстак. Счастливчикам доставались места на скамейках, но многие стояли возле стен и перед дверью. Происходящее на сцене воспринимали бурно, кричали от восторга, неистово аплодировали или топали ногами. Появились школьные звезды — певцы, чтецы-декламаторы, танцоры, акробаты, гармонисты и даже фокусники. Когда танцевала Нина Кромова, зал восхищенно ревел и аплодисментами требовал повторить танец. Какие танцы! Сами названия завораживали: «Танец Земфиры», «Тарантелла», «Танец кобры», «Бахчисарайский фонтан»… Нина, воспитанница детского дома, училась вместе со мной в восьмом классе, училась слабо, но танцорка была изумительная. А какие костюмы! Вместе со своей руководительницей Нина готовила их сама. Директор детского дома ни в чем им не отказывал. Гребни, бубны, веера, парики. шляпы, кинжалы, броши, пряжки — все сделано своими руками или умельцами из школьной мастерской.

Однажды зрители гурьбой возвращались с вечера, на котором Нина, как всегда, очаровала всех своим танцем. Высокий гребень и красная шелковая роза в черных волосах, струящаяся длинная юбка, алым пламенем бившаяся вокруг прелестных ножек. Нина-Кармен, привораживающая танцем невидимого Хосе, заставила нас забыть, кто мы и где мы. Зал неистовствовал, вызывая ее на «бис».

После вечера в компании блистательной Нины веселая группа, все еще находясь под впечатлением ошеломляющего успеха притворно скромной примы, шумно возвращалась домой. Нина шла в окружении почетного эскорта преданных мальчишек. которые в ее присутствии не обращали на других девочек никакого внимания.

Как-то случилось, что мальчишки, дурачась, убежали вперед и скрылись за железнодорожным полотном, девочки решили в знакомой скрытой кустами ямке присесть по своим делам. Присели, притихли. Вдруг на то место, где пригнулась Нина, ударил яркий луч сильного электрического фонарика. Дико завизжав, подружки выпрыгнули в темноту. Ослепленная Нина осталась одна в освещенном круге. Поддерживая руками приподнятый подол платья, она растеряно отворачивалась от убийственного света. Гомерический мужской хохот и злорадное женское хихиканье вывели ее из оцепенения. Забыв опустить подол платья, она скакнула через кусты и растворилась в темени. Спасаясь от позора, девочки поодиночке бросились через поле, минуя опасную дорогу, каждая к своему спальному корпусу в детском доме.