Рассказы бабушки Тани о былом

Бухгалтер, Нюшкин муж, попросился добровольцем на фронт, иначе не мог освободиться от ненавистной «кацапки». Получив похоронку, его мать, Нюшкина свекровь, попросила в колхозе подводу, усадила в нее Нюшку и двух ее крохотных дочек, бросила в телегу детскую одежонку и приказала убираться вон, чтоб духу ее не было. Тименчиха приняла внучек и их непутевую мать. Мяколка к этому времени умер, простудившись в очередной луже, уже припорошенной снегом. Три Нюшкиных брата тоже в числе первых были взяты на фронт, отвоевали от звонка до звонка, но ни один из них ни разу не ходил в атаку. Старший тачал сапоги для генералов и полковников, Тишка возил важного интендантского начальника, а третий брат обслуживал на грузовике прачечную и несколько столовых. Все трое отсидели войну во втором эшелоне, спали спокойно, ели от брюха и знай мародерничали в прифронтовой полосе, отправляя матери посылки с награбленным добром. Все трое были женаты, семью не забывали, но все ценные вещи доверяли только матери.

Вернувшись в родной дом, Нюшка устроилась в заготконтору, получила в свое распоряжение тот же склад, те же ключи и ту же комнатку. Ее дочки постоянно жили у бабушки, а Нюшка снова погрузилась в блаженство неограниченной свободы. По вечерам комнатка гудела мужскими голосами, приходи любой — не пожалеешь. Потенциальных женихов Нюшка приводила к матери, где было чем богато угостить с фронтовых посылок братьев. Вокруг нее закрутился разномастный хоровод из фронтовиков, присланных в колхоз на долечивание после госпиталя. Ушлые ребята предпочли сразу же приходить в дом к Тименчихе, минуя предварительное сидение за пустым столом в комнатке при заготконторе. Выпивки, драки, толчея возле дома, который остряки неуважительно окрестили притоном «Две вдовы». Частым гостем притона сделался солидный человек, крупный, широкоплечий, с манерами привыкшего распоряжаться начальника. Не фронтовик, эвакуированный с низовьев Дона. Он очаровал обеих хозяек. Не то что некоторые, всегда принесет, что выпить и чем закусить. На правах завсегдатая сам и приготовит что- нибудь на скорую руку. Рядом с таким богачом фронтовики чувствовали себя обделенными судьбой и вернулись с Нюшкой в ее комнатку при заготконторе, а солидный посетитель переселился к Тименчихе. Мы прозвали его между собой Фраером с колечком. Всегда тщательно выбрит, сапоги старательно отмыты, рабочая куртка без грязных пятен и других следов черной работы. На праздники наряжался в ладный шевиотовый костюм, башмаки на толстой подошве, дорогое пальто с каракулевым воротником и каракулевую шапку «пирожком». При разговоре, чтобы подчеркнуть значимость сказанного, он соединял колечком большой и указательный пальцы правой руки и изящно взмахивал ею перед лицом собеседника. Привычный сейчас, тогда этот жест казался смешным и нелепым. Мы передразнивали его и покатывались со смеху, повторяя: «Изабелла, мускат, шантане. каберне, саперави, восторг…» Он рекомендовал себя опытным виноградарем и предложил колхозу свои услуги, обещая через три года засыпать всех виноградом. Колхоз заключил с ним договор, и на радостях Тименчиха привела его к нам, чтобы в культурной компании отметить это событие. Фраер принес к столу жбанчик виноградного вина и круг жесткой колбасы, купленной на базаре. По семейной традиции сестры с мамой запели. Фраер и здесь не ударил в грязь лицом, вступил в песню сильным баритоном, и в нашей убогой квартире стало уютно и празднично, как было при отце.

Не таясь, на глазах у всех, Фраер перенес свои чемоданы к Тименчихе, вроде как женился на ней. А Тименчиха расцвела, раскрыла свои сундуки, достала из них шелковые платки, несколько пар обуви и целую кипу отрезов на кофты и юбки. Мама утонула в ее заказах. За всю жизнь Тименчиха не сносила ни одного платья, только кофты и юбки, сшитые по одному, принятому на ее родине фасону. Даже ради Фраера она не изменила своей привычке щеголять в широкой длинной юбке и свободной кофте сверх нее. А вот обувь поменяла. Дома стала ходить в нарядных домашних тапочках, идя в хлев. надевала глубокие галоши, а когда шла на люди, наряжалась в туфли или ботинки смеховой опушкой. Неслыханное дело — Тименчиха начала употреблять крем и пудриться! Изрытое оспинами, скуластое лицо ее посвежело. Она радостной молодкой бегала по двору. Бабы в магазине в платьях из крашеной маты, в рваных заклеенных чунях, измазанных навозом, увидев входящую Тименчиху, насмешливо опускали глаза и отворачивались. Довольная, что вызвала зависть, она шествовала мимо, держась прямо, чтобы ненароком не пошатнуться на непривычных каблуках., Нарочно приостанавливалась и сметала несуществующую пылинку с шуршащей фабричным крахмалом сатиновой юбки, притрагивалась пальцами к бусинкам частых пуговок на новой кофте и поправляла на голове радужный платок.