Рассказы. Часть 2

— У меня есть сентиментальное желание зайти в помещение номер двадцать и поглядеть оттуда из окна.

Судя по лицу Джексона, он сразу всё понял и извлёк из кармана универсальный ключ.

— Сейчас там живёт мистер Кейн, сэр. Думаю, он был бы очень рад оказанной вами чести. Если не ошибаюсь, сэр, когда-то и вы там жили?

— Да, Джексон, около тридцати лет назад.

Дверь с лёгким щелчком открылась, и он вошёл внутрь. Минут пять он молча глядел на знакомые стены и знакомый вид из окна.

— Тридцать лет назад, — произнёс стоявший на пороге Джексон. — Это было во времена коммодора Мерсера.

— Совершенно верно. Вы его знали?

— Ещё бы не знать, сэр, — улыбнулся Джексон. — Я в ту пору был мальчишкой-посыльным. Возможно, я не раз пробегал и мимо вас.

— Тогда вы, вероятно, помните и Биллингса?

— Да, конечно. — Лицо Джексона просветлело. — На редкость достойный человек, сэр. Увы, он давно умер.

Увидев, как помрачнел его собеседник, Джексон добавил:

— Для всех нас это было большой утратой, сэр.

— Для меня тоже. — Приехавший помолчал. — Я ведь даже не простился с ним.

— Вам незачем себя корить, сэр. Когда молодой джентльмен, сдав выпускные экзамены, покидает нас, мы вполне понимаем владеющие им чувства и прощаем ему эту маленькую забывчивость. Это так естественно, что мы уже привыкли. — Джексон ободряюще улыбнулся. — К тому же, сэр, вскоре на место уехавшего выпускника приезжает новичок-первокурсник. Так что забот у нас хватает.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Если вы располагаете достаточным временем, сэр, не угодно ли вам будет посетить штабной корпус?

— Насколько помню, он всегда был недосягаемым местом.

— Только не для вас, сэр. Там у нас собрана скромная коллекция фотографий прошлых лет. Часть из них, я уверен, будет вам небезынтересна.

— С удовольствием взгляну на них.

Они спустились вниз, направились к штабному зданию и вошли в одну из комнат. Джексон принёс увесистый альбом и почтительно подвинул к столу стул.

— Не будете ли вы возражать, сэр, если я приготовлю вам кофе, пока вы смотрите снимки?

— Спасибо, Джексон. Это очень любезно с вашей стороны.

Джексон ушёл, а он открыл альбом. Большая фотография на первой странице запечатлела шесть сотен курсантов, марширующих повзводно. Он шли мимо трибуны. Слева блестели трубы военного оркестра.

Он перевернул страниц двадцать, не встретив ни одного знакомого лица. Далее шёл групповой снимок начальников домов, среди которых он увидел и коммодора Мерсера. Новые страницы: групповые снимки преподавателей и руководства колледжа. Здесь знакомых лиц было уже больше.

Потом пошли снимки из жизни курсантов. В одном из парней, бегущих по траве, он узнал Фейна. Последний раз он видел Фейна лет двенадцать назад, и было это далеко за пределами звёздной системы Альдебарана.[10] Фейн тогда лежал в госпитале, весь распухший. Его кожа имела непривычный бледно-зелёный оттенок, но держался он бодро и шёл на поправку… Это была их единственная встреча с Фейном. Что касается Симкокса, их пути после колледжа так ни разу и не пересеклись. За всё это время он слышал о Симкоксе только дважды.

Он просмотрел половину альбома. Снимок на очередной странице заставил его остановиться. На него смотрело лицо с густой сетью морщинок в уголках немного суровых, всё понимающих и чувствующих глаз. По щекам спускались бакенбарды, расширяясь книзу. Он долго глядел на это лицо, и ему казалось, что оно явилось к нему из-за завесы далёкого прошлого.

«Осмелюсь заметить, что офицер и джентльмен не способен умышленно причинить зло другим».

Он ещё продолжал вглядываться в знакомые черты, когда звук отдалённых шагов и позвякивание кофейного подноса вернули его к действительности.

Расправив плечи с золотыми погонами, адмирал военно-космического флота Макшейн тихо проговорил:

— Да благословит тебя Бог!

И перевернул страницу.

Перевод: И. Иванов

Ранняя пташка

1

Корабль куда-то стремительно мчался, но без обычного для ракетных двигателей шума, и ни один звук не нарушал тишину. Царило безмолвие, словно бы сотворение мира ещё не свершилось.

Снаружи корабля не было ничего, кроме пугающей темноты, так что казалось, будто никакого «снаружи» вовсе не существует. Есть только «внутри» — место, где сияет свет и теплится жизнь, замкнутый хрупкий мирок, одинокая обитель в заполненном чернотой пространстве.

Человек здесь мог вообразить себя полубогом, ожидающим рождения мириадов звёзд-светлячков; как в кошмарном сне, ему могло казаться, что он уже умер; либо он мог представить себя лежащим в кровати и смотрящим сны. В некотором смысле именно сон лучше всего соответствовал действительности.

Там, на Земле, можно было уединиться, закрыть глаза и представить себя безмятежно гуляющим по Мелисанде — планете системы Альфа Центавра. Но — только в воображении, бестелесно. Расстояние — четыре с половиной световых года. Время — примерно двести миллисекунд. По сравнению с неимоверной скоростью человеческой мысли скорость света выглядит просто мизерной.