Рассказы. Часть 2

Напротив нас очутилась стройная миловидная девушка в палевом, и мне не оставалось ничего иного, как предложить ей руку для следующего тура. Она грациозно присела, чуть склонив головку, и вновь подняла на меня взгляд своих волшебных глаз цвета крепко заваренного чая. Танцевала она безупречно, угадывая мои малейшие движения – пожалуй, даже и не движения, а намерения движений. Положив руки мне на плечи, она с упоением отдавалась музыке и летела над узорным паркетом, полузакрыв глаза и улыбаясь, что-то шепча в ответ на мои искренние комплименты – и вдруг одаривала таким властно-зовущим взглядом, что между лопатками пробегали колкие мурашки. Она заглядывала мне в глаза так беззастенчиво-ласково и смело, что её поведение можно было бы счесть неприличным, если бы оно не было так по-детски трогательно и наивно. Что-то было необычно в её повадке: примерно так должна была бы вести себя капризная дочь-любимица, специально подпускаемая семейством к рассерженному отцу для утихомиривания – чуть развязно, но и с некоторой опаской… После вальса, проводив даму до места, я поинтересовался у водяного:

– Кто эта дивная особа? Она сказала, что её зовут Диана.

– Эта-то? – отозвался Льюшка. – Это Дианка, любимая борзая графа Паскевича.

– Собака?!

– Собака. Сука, если точнее.

– О, месье Льюшка! – подкатился к нам тщательно причёсанный толстяк с моноклем в тонкой золотой оправе. – Безмерно рад вас лицезреть в добром здравии! Позвольте рекомендоваться вашему другу – вижу, он впервые на нашем празднестве, но времени отнюдь не теряет! Позвольте же предствиться: Рак.

– А этот Рак в самом деле рак? – уголком рта спросил я, улыбаясь и раскланиваясь.

– Как можно! – так же боком ответил Льюшка. – Это Соломон Рак, лучший специалист по женским болезням – да кстати, и по самим женщинам тоже. Из-за них и погиб. Не давайте ему себя увлечь: заболтает, подлец, насмерть… Безмерно рад вас видеть, доктор! Кстати, вами только что интересовалась мадемуазель Анет.

– А! Вот как! Бегу! Уже бегу! Прошу простить, господа! – Рак мгновенно ввинтился в толпу и бесследно исчез.

– Кто эта мадемуазель Анет? – спросил я, поражённый таким эффектом.

– Анет? – переспросил Льюшка. – Понятия не имею. Да нам-то какая разница.

Тем временем вальс сменился мазуркой, и я, чтобы снова не оказаться в паре с какой-нибудь крысой, пиявкой или покойницей, поспешил удалиться к краю залы. Тут ловко сновали незаметные лакеи, разнося на серебряных подносах шампанское в высоких старинных бокалах.

– Смело пейте, – шепнул Льюшка, заметив мои опасения. – Всё, что касается растительности, здесь натуральное. А вот от мяса советую воздержаться, учитывая ваш слишком привередливый желудок и некоторые предрассудки.

– В таком случае, объявляю себя вегетарианцем.

– Прекрасно. Не пойти ли нам подкрепиться по этому поводу?

– Не возражаю. Куда?

– Всё равно куда. Представьте, что за этой, например, колонной – столик. Представили?

– Сейчас попробую… Представил.

– Ну вот, пожалуйста! Похоже?

– Да! Только скатерть чуть не такая, и всего этого не было…

– Это я. Каюсь, не удержался, нарушил, так сказать, чистоту эксперимента… Надеюсь, вы не в обиде за столь скромную сервировку? Вам, как договаривались – только флора.

– Помилуйте, даже не ожидал!.. Ананасы, виноград…

– Отведайте жареных бобов в соевом соусе: фирменное блюдо нашей кухни…

Пусть не врут сочинители! Пусть не силятся описывать замешательство главного героя при, так сказать, «погружении в рабочую ситуацию»! Наша повседневная жизнь так пронизана всякого рода чертовщиной, обыватель сейчас настолько приучен к телевизионным чудесам, что адаптация к нетривиальным ситуациям происходит практически мгновенно. А если учесть, что я был уже подготовлен хоть кратким, но знакомством с водяным, то стоит ли удивляться, что я воспринимал окружающее – и сам бал, и все волшебные превращения вокруг – без комплексов, и вскоре мы уже мирно сидели в своём уютном закуточке, выпивая и закусывая под приятный разговор.

Звуки оркестра доносились сюда как бы под сурдинку – я понял, что подсознательно установил именно такой уровень громкости, и это тут же осуществилось по моему желанию. Подозреваю, что для Льюшки громкость – да и вся ситуация! – была несколько иной, хотя основные черты всё же должна была сохранить. Иначе можно было бы предположить иллюзорность и многоплановость не только данной ситуации, но и самог существования того же Льюшки – да и всего остального! – а от такого весёлого допущения – прямая дорога в жёлтый дом… Тут я окончательно запутался и тут же попытался всё это объяснить своему собеседнику.

– Вы, значит, считаете меня чем-то вроде галлюцинации? – развеселился тот. – И всё вокруг происходящее тоже? Чёрт побери, это так и есть! Но вам-то какая разница, коли вы сами также участвуете в этой галлюцинации?! Попробуйте-ка уколоть палец вилкой – результат будет вполне существенным, уверяю вас! Так к чему задумываться о несущественном?

– Помилуйте! И моё – как, впрочем, и ваше! – существование вы называете несущественным?!