Рассказы. Часть 2

Почему жизнь сложилась так, как она сложилась? С каждым годом гайки поджимаются всё туже и туже. Конечно, очень сильно влияет то, что изменяется сам мир вокруг. Раньше всё было как-то надёжнее и определённее, а теперь… Хотя, с другой стороны, при взрослении (в понимании Джи взросление шло независимо от возраста, всё время до самой смерти) – так вот, с каждым годом человек кладёт на свои плечи всё больший и больший груз. Хочет он того или нет. И не каждый выдерживает, да и тем, кто держит, такая ноша радости не прибавляет. И когда сломавшийся падает, на оставшихся распределяется вес, приходившийся ранее на него, и нет исключений из этого правила. Так может, плюнуть и не забивать себе голову, раз от тебя в этом смысле ничего не зависит?

Джи помотал головой, отгоняя толкущиеся на одном месте мысли. Проще нужно относиться ко всему. Наверное. Только как же проще, когда уже один раз осознал проблему, а теперь забыть не получится. Впрочем, а почему – проблему? Это реальность жизни, с этим и нужно жить. Придётся.

Глупцы думают, что мысли – это только мысли. Умные тоже на это надеются. Но я же не просил, от меня это не зависело – родиться или не родиться в этом мире. И кто виноват? Родители? Или никто не виноват? Наверное, никто: бесполезно искать причину в случайности. Или не случайности? Тогда зачем этому кому-то моя жизнь, моё существование здесь, на этой планете, в этой вселенной?

Син-Бад добавил бы: и с этим пивом в животе. Потом, важно помолчав, объявил бы это пиво смыслом жизни. А что, с него станется. Самое удивительное, что и аргументов-то, чтобы опровергнуть эту бредятину, нет, да и быть не может. Если всё случайно, то всё и бессмысленно, в том числе все и всяческие аргументы…

Джи почувствовал, что запутался. И ещё почувствовал, что природа властно разрешает его от сумбура мыслей: перед ним вставала вполне конкретная и неотложная проблема. Правильно, пиво – это мочегонное, и избыток жидкости должен быть удалён из организма. Причём немедленно.

Джи заторопился, впрочем, понимая, что домой всё равно не успеть. Ускоряя шаги, он свернул в первую попавшуюся подворотню, благо, что во дворе было темно: то ли в фонаре перегорела лампочка, то ли его, фонаря этого, никогда во дворе и не было.

Сказать, что Джи мучила совесть – было бы неправдой. Конечно, он крайне отрицательно относился к паскудникам, гадящим… Да в общем, везде, где можно, гадящим. Однажды он и сам пинками выгнал из своего подъезда пристроившегося там было пописать юнца. Но, во-первых, сам-то он в подъезд сейчас не подался, пристроился за кустом сирени, во-вторых, начинался дождь, который должен был если не смыть, то замаскировать следы преступления, а в-третьих, не до рассуждений ему было. Кто сам пивко пивал – поймёт и простит…

Автобус он увидел, как только обернулся. Как и следовало из рассказов, был он серебрист (хоть почти и не было освещения, далеко висел фонарь, но это-то заметно было), по затемнённым стёклам сползали капли, и ничего за стёклами было не разобрать. Вроде бы виднелись какие-то силуэты, а может, и нет.

Была в нём какая-то лёгкая стремительность, говорившая о незаурядном таланте и классе автодизайнеров, сумевших добиться эффекта, когда даже неподвижная машина, кажется, вот-вот умчится вперёд. Чуть рокотал мотор, даже с еле слышным присвистом, и входная дверь, легко скользнув в сторону, открыла сухое и тёмное пространство – Джи видел, как водитель, в бейсболке и тёмных очках, повернул к нему голову и вопросительно смотрит на него.

Джи нерешительно подошёл к двери и взялся за поручень. Тысячи вопросов, перебивая друг друга, метались у него на языке, но ни один не в силах был вылиться наружу. Водитель нетерпеливо мотнул головой – мол, садись давай, нечего время терять – и подвинул рукоятку рычага переключения передач. Мотор еле слышно взвыл, но не противно, а даже как-то музыкально, но Джи, внезапно чего-то испугавшись, отступил на шаг и отрицательно покачал головой. Водитель пожал плечами и, потеряв интерес к пассажиру, нажал кнопку на приборном щитке. Дверь скользнула на место, и автобус, поворачиваясь лоснящейся тушей, стал осторожно втискиваться в подворотню. Всхрапнув выхлопом, он исчез в сумраке, и лишь отражающиеся от кирпичной кладки звуки свидетельствовали о том, что автобус благополучно вывернул на улицу и удаляется, чтобы навсегда исчезнуть из жизни Джи – исчезнуть среди мороси и темноты надвигающейся ночи.

Джи стоял, неподвижно опустив руки. Показалось ему или нет – но было у него стойкое ощущение, что в самый последний момент в заднем стекле мелькнуло лицо Син-Бада.

Потом он шёл домой под уже вполне оформившимся дождём, не обращая внимания на то, что промокли туфли и вода неприятно затекает за воротник. Лицо его было напряжённо и строго. Джи думал. Ему нужно было обязательно достроить логическую цепочку и непременно убедиться в том, что он поступил правильно. И в то же время Джи знал, что никогда ему этого не удастся.

Как, впрочем, и убедить себя в обратном.

Льюшка