Читаем Рассказы и очерки полностью

И глазам своим не поверил: вместо сырого сумрака — светлая вырубка, залитая полуденным солнцем, а на поленнице дров сидит принцесса и уплетает что-то за обе щеки, — от уха до уха белые усы от творога, — да с таким аппетитом уписывает, какого у нее никогда не бывало.

— Слава тебе господи! — с облегчением вздохнул султан Сулейман. — Значит, молодцы мои настоящего, ученого доктора мне привели!

И с тех пор, господин Мадияш, начала принцесса в самом деле поправляться; появился у нее румянец на щеках, и есть стала, как волчонок. Все это — под влиянием света, воздуха, солнца: имейте в виду, я вам оттого про это рассказал, что вы тоже живете в пещере, куда солнце не заглядывает и ветер не доходит. А это, господин Мадияш, вредно для здоровья. Вот что я хотел вам сказать.

Только гроновский доктор кончил свою сказку о принцессе Сулейманской, прибежал веснушчатый Винцек, ведя за собой доктора из Горжичек, доктора из Улице и доктора из Костельца.

— Привел! — крикнул он еще издали. — Ой батюшки, как бежал!

— Приветствую вас, уважаемые коллеги, — сказал гроновский доктор. — Вот наш пациент, — господин Мадияш, колдун. Как вы можете видеть, положение его весьма серьезное. Пациент объясняет, что проглотил косточку сливы или ренклода. По моему скромному мнению, болезнь его — скоротечная ренклотида.

— Гм, гм, — сказал доктор из Горжичек. — Я склонен думать, что это скорее удушливая сливитида.

— К сожалению, не могу согласиться с уважаемыми коллегами, — промолвил костелецкий доктор. — Я сказал бы, что в данном случае мы имеем дело с гортанной косткитидой.

— Господа, — отозвался упицкий доктор, — быть может, все мы сойдемся на том, что у господина Мадияша скоротечная ренклогортанная косткисливитида.

— Поздравляю вас, господин Мадияш, — сказал доктор из Горжичек. — Это очень серьезное, тяжелое заболевание.

— Интересный случай, — поддержал доктор из Упице.

— У меня, — отозвался костелецкий доктор, — бывали более яркие и любопытные случаи. Вы не слышали, как я спас жизнь Гоготалу с Кракорки? Нет? Так я сейчас расскажу.

СЛУЧАЙ С ГОГОТАЛОМ

Много лет тому назад жил-был на Кракорке Гоготало. Был он, доложу я вам, одним из самых безобразных страшилищ, какие только существовали на свете. Скажем, идет прохожий лесом — и вдруг позади что-то этак засопит, забормочет, завопит, запричитает, завоет либо ужасно захохочет. Понятное дело, у прохожего душа в пятки, такой страх на него нападет, и пустится он бежать, — улепетывает, сам себя не помня, А устраивал это Гоготало, и все эти безобразия творил он на Кракорке долгие годы, так что уж люди боялись туда по ночам ходить.

Вдруг приходит ко мне на прием удивительный человечек, один рот, пасть от уха до уха, шея обмотана какой-то тряпкой. И сипит, хрипит, харкает, регочет, хрюкает, храпит, ну ни слова у него не разберешь.

— На что жалуетесь? — спрашиваю.

— С вашего позволения, доктор, — сипит он в ответ, — охрип я малость.

— Вижу, — говорю. — А сами откуда?

Пациент почесал в затылке и опять прохрипел:

— Да, с вашего позволения, я и есть Гоготало с горы Кракорки.

— Ага, — говорю. — Так это вы — тот плут и хитрец, что людей в лесу пугает? Поделом вам, голубчик, что голос потеряли! Вы думаете, я буду лечить всякие ваши лари-да-фарингиты либо татар кортани, то-бишь катар гортани, — чтоб вам в лесу гоготать и людей до судорог доводить! Ну нет, хрипите и сипите себе сколько вам угодно. По крайней мере дадите другим покой.

Как взмолился тут Гоготало:

— Ради бога, доктор, вылечите меня от этой хрипоты. Я буду вести себя смирно, перестану людей пугать…

— Усиленно рекомендую вам шептать, — говорю. — Вы как раз своим гщаяьем голосовые связки себе и надорвали, так что говорить не можете. Понимаете? Вам вредно в лесу орать, милый мои. Там холодно, сыро, а у вас дыхательные органу слишком чувствительны. Уж не знаю, удастся ли мне избавить вас от катара, но придется вам раз навсегда бросить пуганье прохожих и держаться подальше от леса, а то вас никто не вылечит.

Нахмурился Гоготало, почесал у себя за ухом.

— Тяжеленько это. Чем же я буду жить, коли брошу пуганье? Ведь я только и умею, что гикать да реветь, покуда в голосе.

— Чудак, — говорю ему. — С таким замечательным голосовым аппаратом, как у вас, я поступил бы в оперу певцом, а то стал бы рыночным торговцем, либо цирковым зазывалой. С таким великолепным могучим голосом зарываться в деревне просто обидно — как по-вашему? В городе вы нашли бы лучшее применение.

— Я сам подумывал об этом, — признался Гоготало. — Да, попробую найти себе другое занятие; вот только бы голос вернуть!

Ну, смазал я ему гортань йодом, государи мои, прописал хлористый кальций и марганцовку для полосканья, ангиноль внутрь и компрессы на горло. После этого о Гоготале на Кракорке больше не было слышно.

Он в самом деле куда-то перебрался и перестал народ пугать.

СЛУЧАЙ С ГАВЛОВИЦКИМ ВОДЯНЫМ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза