Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 1

    Глушков сделал руки в бедра, повел плечами, топнул ногой и пустился в пляску. Сначала он засеменил на носках, мягко шурша о пол, затем прошелся как-то боком-боком, начал делать ногами чудовищные выверты, начал приседать и кружиться. Казалось, что это не человек, а огромный волчок, и, если бы не дробь, отбиваемая подборами по полу, можно было бы подумать, что он носится в воздухе, не касаясь пола. Плясал он долго и, наконец, весь раскрасневшийся, с выступившим на лице потом, сделав несколько приседаний, покружился и сразу в такт музыки остановился.

    — Вот, молодец! Ай, молодец! — гудел Заверткин.

    Все остальные тоже восторгались и громко выражали одобрение.

    Глушков, ни на кого не обращая внимания, махнул рукой, повалился на диван, достал из кармана платок, начал отирать пот и, испустив тяжелый вздох, оказал:

    — Стар стал. Не так выходит, как прежде бывало. Ушло время.

    И долго комната наполнялась оживленным разговором и раскатами смеха.

VIII 

    В самый разгар веселья в гостиную вошла горничная с докладом:

    — Барин, рабочие пришли.

    — Какие рабочие? — спросил Заверткин.

    — Дозорный, сторожа и еще один.

    — Сейчас выйду.

    Горничная ушла.

    Заверткин оставался после доклада горничной среди веселящихся гостей еще с полчаса, а затем уже вышел в переднюю к рабочим.

    Здесь, при его появлении, дозорный, высокий, с военной выправкой, с большой седой бородой, в желтом пальто, выступил вперед и вкрадчиво доложил:

    — Барин, мы Швецова у дров взяли…

    — Не у дров, а на дороге, — перебил его, тоже выступая вперед, невзрачный, с лохматой головой, бойкими карими глазами, длинной черной бородой, в синем с опояской армяке рабочий Швецов.

    — Как? Швецова? — громко переспросил Заверткин.

    — Так точно, — подтвердил дозорный. — Иду я после пожару и вижу — человек на камне сидит. Подхожу — Швецов. Ты, говорю, что делаешь? Ничего, говорит, сижу…

    Заверткин круто повернулся и пошел в гостиную.

    Здесь он сообщил, что дозорный привел поджигателя. И, довольный, ликующий, снова направился в переднюю.

    Глушков стремительно выбежал за ним. Вслед за Глушковым повскакали с мест остальные и тоже пошли в переднюю.

    Все они столпились у дверей и внимательно слушали допрос.

    — Зачем ты был у дров? — резким тоном допрашивал Заверткин.

    — Я, барин, с поля шел, — объяснял Швецов. — Лошадь в поле водил. Вот и узда.

    При этих словах он судорожно вынул из-за опояски узду, демонстративно потряс ремнями перед собой и с жаром продолжал оправдываться:

    — Вот видите! С поля шел. Сел отдохнуть около дороги, а ваш дозорный да сторожа подошли и взяли меня. У нас, говорят, пожар был. Ступай к управителю. А я и сном дело не знаю.

    — Зачем у дров был?

    — У дров не был. Напрасно это говорят. На камне около дороги сидел. Если бы знал, что у вас пожар был, так я далеко бы обошел, лишь бы в подозрение не попасть. Сам себе не враг.

    — Вы где его взяли?

    — У дров сидел.

    — Не у дров, а около дороги. Дорога проходит мимо дров. Шел и присел отдохнуть. Чего зря говорить.

    — Где вы его взяли?

    Дозорный замялся, посмотрел на стоявших сзади него сторожей, упорно молчавших, и нерешительно ответил:

    — Сидел.

    — У дров сидел?

    — Недалеко.

    — Спички есть у него?

    — Не обыскивали.

    Швецов лихорадочно начал развязывать опояску и забормотал:

    — Нет ни спичек, ни табаку, хоть обыщите.

    Глушков подошел вплотную к Швецову и, грозя пальцем, сердито сказал:

    — Ты, молодец, смотри, живо сподобишься в Сибирь!

    — Что смотри-то?.. — с раздражением ответил Швецов. — Человек с поля шел, а ваши сторожа поймали и таскают по начальству. Ни в чем не виноват.

    — Отведите его к уряднику, — распорядился Заверткин, обращаясь к дозорному.

    — Барин, ночь на дворе, а вы человека мучаете! — взмолился Швецов.

    — Урядник разберет. Проваливайте! — крикнул Заверткин.

    — Вот наказание-то! — воскликнул Швецов.

    — Что разговаривать, пойдем! — сказал дозорный.

    Дозорный, сторожа и Швецов направились к выходу, а веселящаяся компания возвратилась в гостиную.

    — Дело как будто раскрывается, — говорил Заверткин.

    — Мы не ошиблись, — вторил Глушков. — Поджог был. Уж это наверно.

    Мария Васильевна тоже внесла замечание:

    — Вот вы, — сказала она Глушкову, — говорите, что я полемизирую с вами. Но я должна сказать вам, что вы голословны. У вас одно предположение, а улик — никаких. Удивляюсь, как можно ни с того, ни с сего взять человека и водить по начальству, допрашивать… Я бы протестовала самым энергичным образом.

    — Не беспокойтесь, — возразил ей Заверткин, — следствие все выяснит… Я отправил его к уряднику, а тот разберется.

    — Я сильно подозреваю, — сказал, смеясь, Глушков, — что Мария Васильевна состоит в рабочей партии…

    Заверткин его перебил:

    — Забудемте, господа, эту неприятную историю. Прошу выпить и закусить.

    — Сейчас будет готов ужин, — заявила Елизавета Ивановна.

    — Прошу, господа, прошу! — повторил Заверткин.

    И снова все начали выпивать.

    И веселье их больше ничем не омрачалось.

IX 

    Через несколько дней после первого посещения Голосовых Юношев вторично пришел к ним. На этот раз он избрал вечерний час. Но самого Голосова опять не застал дома и снова был принят Марией Васильевной.