-- Говорил уж... Да он ничего... соглашается...
-- Вы заблуждаетесь, Кленовский... он хороший, хотя, может быть, и бесхарактерный человек...
-- Положим, я хватил через край, но все-таки он ненадежный... не тверд в упованиях и притом в плену у царицы Тамары.
-- Здравствуйте! Где вы пропадали? -- выдвигаясь из тени, заговорил всадник.
-- Это вы, Иван Петрович?
-- Я. Живы ли?
-- Как видите.
-- Слава богу!.. Там из-за вас переполох. Меня командировали учинить розыск. Что случилось?
-- Заблудились.
Иван Петрович засмеялся.
-- Я так и знал,-- продолжал он,-- а все Петька... Мы уж давно там. И ученый генерал пожаловал. Сидит, как сыч, молчит, а наши вокруг него увиваются... Посмотрите, какая ночь!..
-- Да, да... собственно, мы чудо как прокатились.
-- А это кто с вами? Кленовский, ты?
-- Собственной персоной.
-- Ты-то как здесь? Я думал, ты давно уже там, на камне.
-- Буду и там.
-- Где ж ты был?
-- На митинге. Петицию мужики подают. Но ты уже, конечно, знаешь об этом.
Светлицын некоторое время молча ехал рядом с тележкой.
-- Знаю,-- наконец, промолвил он.-- Слышал от Конюхова.
-- Ага! Ему, стало быть, уже известно?
-- Известно.
-- Каким образом?
-- Не знаю.
-- Что же именно известно?
-- Да, кажется, все известно.
-- Так-с.
Сквозь чащу сосен и елей замелькали огни; высоко, точно повиснув в воздухе, показался ярко горевший костер; послышался издалека серебристый женский смех и веселый говор, потом вдруг грянула песня.
-- Наши поют! -- закричал Петя и, приподнявшись на козлах, погнал лошадь. Вскрикивая и дрожа от нетерпения, он оглядывался назад и, захлебываясь, говорил:
-- Ну, ребята, славно прокатились!.. Ей-богу!.. Отлично!.. Эх, катай-валяй, Ивановна!.. А ведь молодцы мы, ей-богу, право!
Песня звучала очень стройно, но Пете было досадно, что там поют без него, и он все продолжал нахлестывать лошадь.
-- Петька! Тише! Голову сломишь, сумасшедший! -- кричал ему Кленовский. Но Петя не слушал и гнал, как на пожар.
Вдруг над вершинами темных елей показался Аликаев камень, дикая скала, у подножия которой с мелодическим журчаньем несется по камням горная речка Саранка. Весь облитый лунным светом, он казался призрачным воздушным замком на черном фоне хвойного леса. На вершине его и ниже, на одном из уступов, горели костры, и оттуда-то неслась песня.
Петя круто сдержал лошадь перед темными высокими воротами, за которыми виднелись старинного вида постройки с остроконечными крышами. Ворота отворились, и они въехали во двор, усыпанный мелким песком и обсаженный кругом кустами акации. Здесь стояли экипажи и лошади, ходили какие-то люди.
-- Возьмите лошадей,-- распорядился Светлицын, после чего все трое вышли за ворота.
Петя совсем потерял голову и метался, как угорелый. Когда песня смолкла, он, поставив руку, закричал что было силы:
-- Эй, вы!.. Господа!.. ого-го!..
Вверху на камне заговорили: -- Ведь это Петя?.. Он, он...-- и чей-то зычный голос крикнул: "ты, Петя?!" так, что эхо в горах повторило раз пять: "Петя... Петя... ты, Петя..."
Петя звонко ответил: -- Я! -- и это так же ответило: "я... я... я!.." Вверху раздались аплодисменты и крики: "браво, браво!.." В горах также зааплодировали и закричали: "браво, браво!.."
-- Идем! -- сказал Светлицын, и они пошли сначала лощиной в тени кустов, потом круто в гору по узкой каменистой тропинке.
IV
На широком уступе скалы, под соснами, лепившимися в расселинах камней, была раскинута большая пестрая палатка с флагами и разноцветными фонариками. Под ее полотняным сводом и кругом расставлены были столы с самоварами, винами и закусками, разбросаны попоны и ковры. Здесь размещалась исключительно солидная часть общества. Молодежь, как стадо диких коз, прыгала по камням, оглашая воздух веселым шумом свежих, молодых голосов.