Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

   Голодная лошадь, которую никто не позаботился накормить, с большим рвением побежала домой. Катя не видела ни великолепного леса с яркозелеными просветами, ни прозрачно-голубых теней, которые лежали в колеях дороги, тянулись от деревьев и наполняли глубокие овраги, ни золотисто-зеленых вершин, уходивших в синеву неба, ни внезапно открывавшихся далей, подернутых прозрачной мглой. Она вся была погружена в свою душевную смуту. Все происшедшее казалось ей таким чудовищным и бессмысленно жестоким, что она гнала от себя мысли, как тяжелый кошмар.

XI

   На другой день на заимку Агатова приехал Светлицын. Он почему-то не сразу вошел в дом и долго говорил на дворе с кучером Тимофеем.

   -- Дома ли барин? -- спросил он, наконец.

   -- Дома, дома. Вот он идет.

   Павел Петрович очень обрадовался гостю.

   -- Вот кто!.. Иван Петрович!.. Очень рад, очень рад,-- заговорил он.-- А что на свете-то делается, а?.. Ведь это ужас!.. жить нельзя!.. А Катя вас ждет. Она у себя, идите к ней. Что-то она нездорова или хандрит...

   Светлицын побежал в дом. Катя, очень бледная, встала ему навстречу и молча подала руку.

   -- Ну что? -- спросила она.-- Что еще нового произошло? Расскажите.

   Светлицын стал рассказывать. Нового, действительно, было много. Пострадало до шестидесяти человек, и все беднота. Некоторые из эпизодов были очень комичны, но вместе с тем и ужасны.

   -- Что же теперь делать? -- спросила Катя.-- Не мешало бы сообщить генералу Полянскому, который, кажется, один ничего не знает: он должен вступиться, если он человек порядочный.

   -- Да, да... Это мысль!..

   -- Поезжайте к нему, поезжайте сейчас же... пожалуйста.

   Катя говорила нервно, точно сквозь слезы. Никогда Светлицын не видал ее такой и смотрел на нее с недоумением.

   -- Что же... пожалуй. Я вечером его увижу и расскажу.

   -- Нет, не откладывайте. Поезжайте сию же минуту. Я очень прошу вас об этом.

   -- Хорошо, хорошо. Но вот что, моя дорогая...

   Катя вся вздрогнула, выпрямилась и еще больше побледнела.

   -- Не говорите так... нет, нет, не нужно! -- с болезненным усилием произнесла она.

   -- Почему?.. Что с вами?..

   -- Ничего... Я случайно видела вас вчера с Анной Ивановной. Не будемте говорить об этом...

   У Светлицына потемнело в глазах и, чувствуя, что он весь холодеет и пол колеблется у него под ногами, он схватился за спинку стула. "Боже, какой ужас!" -- подумал он, видя перед собой, как во сне, бледную, болезненную улыбку Кати. Он сделал движение, хотел что-то сказать, но Катя с испугом замахала руками.

   -- Молчите, не говорите. Не нужно, не нужно ничего. Это все кончено. Поезжайте к генералу...

   -- Выслушайте меня...

   -- Нет, нет!.. Не сейчас!.. Ради бога!-- закричала она, и чувствовалось, что еще минута, и с нею начнется припадок.-- Ради бога, поезжайте... уходите...

   Светлицын, будучи не в силах сразу уйти, посмотрел в окно, за которым взъерошенные кусты черемухи бились, как в лихорадке, постоял с минуту в нерешительности и, наконец, вышел. На дворе крутилась пыль, забирая с собой солому и пух, где-то истерически кричали куры, скрипел колодезный журавль, шумели деревья в саду. Светлицын посмотрел перед собой рассеянными глазами и вдруг решительно зашагал под навес, где стояла его лошадь. Вскочив в седло и не простившись с Павлом Петровичем, который говорил ему что-то, он бешено погнал по дороге в гору.

   Прискакав в завод и бросив лошадь, он побежал в господский дом на половину генерала.

   -- Дома? -- спросил он у сидевшего в передней лакея.

   -- Дома-с. Из музея сейчас вернулись, завтракать собираются.

   Светлицын вбежал на лестницу и без доклада вошел в кабинет.

   -- Извините,-- обратился он к изумленному его внезапным появлением генералу,-- мне нужно по очень важному делу...

   -- Чем могу служить? Присядьте,--отвечал Полянский с холодной учтивостью.

   Светлицын сел и тотчас же возбужденно и торопливо заговорил. Генерал с тем же холодным изумлением на лице уселся против него и стал слушать. Однако после первых же фраз он обнаружил явные признаки испуга и тревоги: он густо, пятнами, покраснел, потом побледнел и, судорожно передернув плечом, дрожащей рукой потянулся за папиросой. Только под конец, очевидно, придя к какому-то решению, он овладел собой; глаза его прояснились, на лице заиграла снисходительная улыбка.

   -- Да, да,-- сказал он, когда Светлицын умолк.-- Все это очень странно... и очень характерно. Но зачем вы это мне рассказали?

   -- Чтоб вы прекратили это беззаконие...

   -- Прекрасно... но каким образом?.. К несчастию, я не имею ни малейшего права. Я совершенно бессилен. Да и так ли оно, как вы рассказываете? То есть я хочу сказать, можем ли мы положительно утверждать это? Дыма без огня не бывает, стало быть, что-нибудь было еще. А этого вполне достаточно, безусловно-с.

   -- Вам стоило бы сказать только слово... хоть тому же Конюхову...

   -- Гм!.. но при чем тут Конюхов? То есть, опять-таки с формальной стороны... И по какому поводу я мог бы заговорить с ним об этом?.. Согласитесь, что это было бы и неловко, и неудобно.

   -- Да вы попробуйте только, намекните, этого достаточно.