Рассказы и повести (сборник)

Семечкин вздохнул и нарисовал на листке стол, а за столом круглоголового человечка. Вокруг головы человечка он начертал нимб, а вокруг нимба сияние.

— А как писать?

— На имя Вахлакова.

«На имя Вахлакова», — написал Семечкин.

— Адрес укажите.

— Чей?

— Ваш.

— Зачем? Разве мне Вахлаков напишет письмо?

«Идиот», — подумала Елена Ивановна, а вслух спросила:

— Вы где раньше работали?

— В Госконцерте.

— А что вы там делали?

— Фокусы показывал. Это такая скука, я даже начал пить.

— Пишите заявление.

— Ага… — Семечкин погрыз ручку с другого конца и стал писать.

Он написал очень быстро, потом прочитал написанное и отдал Елене Ивановне.

— По-моему, хорошо, — с удовлетворением сказал он.

Елена Ивановна прочитала заявление сначала один раз, потом другой.

— Слушайте, — сказала она, — Семечкин!

— Можете звать меня по имени, мне это приятнее…

— Слушайте, Георгий Николаевич!

— Гия.

— …Ваша работа называется редактор-организатор, а не «золотая рыбка». Какая еще рыбка?

— Вахлаков пообещал мне свободную инициативу, — гордо сказал Гия. Хотите новое корыто, хотите новую избу, а хотите быть вольною царицей?

— Хочу мешок луковой шелухи, — сказала Елена Ивановна, подумав.

— Зачем?

— Яблони на даче опрыскивать.

— Зайдите ко мне через неделю во вторник. Пятый этаж, комната 88, будет вам мешок луковой шелухи.

Журнал «Лампа» был сатирическим журналом, вскрывал недостатки — крупные и мелкие, общественные и индивидуальные.

Когда читатель брал в руки журнал и читал, например, как несправедливо мучают живую рыбу, обязательно возмущался вслух: «Какое безобразие! Это ж надо же, а?»

Далее читатель клал журнал на колени, задумывался над своей судьбой и находил в ней много общего с судьбой живой рыбы. Он снимал с гвоздя венгерский плащ на подстежке и бежал в журнал, а если это было в другом городе, то писал в редакцию письмо.

Людей и писем скопилось много. За каждым стояла целая человеческая жизнь, в которой надо было разобраться.

Разбираться в чужих жизнях Вахлакову было некогда, поэтому специально для этой цели пригласили Семечкина.

Семечкин должен был всех выслушивать и входить в положение.

Ему отвели отдельный кабинет, поставили два телефона: черный и белый, внутренний и городской. В кабинет поставили диванчик, два кресла и повесили занавеску. Занавеска Семечкину не понравилась, он принес свою.

Когда Семечкин первый раз явился на работу, все очень удивились. На нем была малиновая бархатная блуза с золотыми пуговицами, белоснежная крахмальная рубашка апаш. На голове чуть набекрень сидел маленький беретик, а на ботинках большие пряжки.

Если бы штаны были поуже, как рейтузы, а на беретике лежали страусовые перья, то Гия Семечкин как две капли воды походил бы на принца.

— Что у вас за вид? — удивился Вахлаков.

— А у вас? — удивился Гия.

Вахлаков был одет в пиджак от нормального костюма и в брюки от другого нормального костюма.

— А что у меня? — не понял Вахлаков.

— У вас, вернее на вас, коричневые штаны и синий пиджак. Это некрасиво. К коричневому пошла бы замша горохового цвета.

— Какая гороховая замша? — смутился Вахлаков. — Я старик.

— Это не может служить оправданием, — заметил Семечкин. — Старики тоже бывают красивыми. Например, Хемингуэй был очень красивый старик.

— Но я вовсе не старик, — обиделся Вахлаков. — Мне пятьдесят восемь лет.

— Тем более, — отметил Семечкин и направился в свой кабинет.

В дверях он остановился и попросил:

— Если меня будут спрашивать, отсылайте в восемьдесят восьмой кабинет.

— А где такой? — спросил Вахлаков.

— Рядом с вашим.

— Но почему мой третий, а ваш восемьдесят восьмой? Ваш, по самым грубым подсчетам, должен быть четвертый.

— Четыре — скучная цифра, она похожа на стул. А цифра восемь — изящная. Пусть на двери моего кабинета будут две цифры восемь.

Существенным неудобством в работе Гии Семечкина было то, что посетитель не умел и не хотел быть кратким. Человеку нравится, когда его слушают, и еще болыие нравится, когда слушают и сочувствуют. Вместо того чтобы по пунктам изложить суть дела, посетитель начинал разворачивать подробный конспект: все с самого начала до самого конца со всеми мельчайшими подробностями.

Искусством устного рассказа обладает, например, Ираклий Андроников, но Ираклий Андроников к Гие не заходил, приходилось выслушивать другие устные рассказы — много худшие по теме и по деталям.

Однажды в конце рабочего дня в кабинет N 88 вошел красавец. Он был молод — лет восемнадцати, не больше, и высок — метр девяносто, не ниже. И каждый миллиметр был в нем строго продуман природой. Видимо, природа не одну сотню лет вела строгий естественный отбор, прежде чем создать такой индивид.

— Здравствуйте, — поздоровался красавец. — А я вас ищу-ищу. Сначала третий кабинет, потом сразу восемьдесят восьмой. Какой-то идиот нумеровал.

Гия промолчал.

— Я слышал, вы исполняете все желания, — сказал красавец.

— Все разумные желания, — уточнил Гия.

— У меня есть разумное желание: я хочу славы и чужих городов.

— Заграничную командировку?

— За границу, — поправил парень. Ему не нравилось слово «командировка».

— А что вы умеете делать?

— Я красивый.

— И все?

— А вам мало?