Рассказы и стихи

FeCl 3

Петра Сидорыча очень раздражало послевоенное устройство Курляндии. Он приходил к соседу по квартире и говорил грустно:

– Вот ведь жизнь какова.

Сосед Прокофий Кузьмич отрывался от позавчерашней газеты и отвечал:

– Читали про турецкий вопрос? Опять басурманы на восток пошли. И чего им в мазанках не сидится, не понимаю.

Петр Сидорыч вздыхал, зажигал керосинку и заводил патефон. У него была любимая пластинка, которую он всегда ставил на аппарат, обложка ее очень давно истрепалась, и никто не знал, кто же так печально и скорбно пел хором под гениальные звуки клавесина и блок-флейты сопрано. Марфа Валентиновна, заслышав голоса, тоже приходила, садилась в уголок на стул и тихо сопела. Глаза ее наполнялись слезами и блестели в темноте.

И на кухне никто не шумел, потому что жили они втроем одной семьей, жили давно и дружно. Ни у кого из них родственников уже не осталось после того, как внебрачная дочь Прокофия Кузьмича умерла от воспаления легких. Она жила с матерью в Мценске, где много лет назад Прокофий Кузьмич был в служебной командировке. Прошлой осенью, в ноябре, Прокофий Кузьмич получил телеграмму и поехал на похороны. Вернулся через неделю сумрачный и погрузился в чтение строительной литературы.

А на дворе уже стояла ранняя весна, и улицы покрылись слякотью. В прохудившийся ботинок Петра Сидорыча натекала вода, и он сушил его по ночам на батарее.

Петр Сидорыч работал в химическом институте слесарем, и каждый день, кроме воскресенья, внимательно читал отпечатанный на машинке текст, красовавшийся на двери в туалет: «Убедительная просьба! Тов. мужчины, не выливайте в туалете хим. реактивы (FeCl₃ и т.д.). – После такого слива очень тяжело и вредно убирать уборщицам, портится саноборудование». Чем-то этот призыв его раздражал, может быть, тем, что его, не имеющего хим. реактивов, убедительно просят не выливать их. При этом ему представлялся молодой нахальный химик, пробирающийся в туалет с огромной колбой, доверху заполненной FeCl₃. Как выглядит это вещество, Петр Сидорыч не знал, но полагал, что это мерзкая, липкая зеленая жижа, которую невозможно отскоблить от саноборудования.

Тринадцатого марта Петр Сидорыч вдруг разозлился и оторвал эту бумажку от двери. Он принес ее домой и приклеил на внутренней поверхности бачка, под водой, чтобы она не попадалась ему на глаза.

– Марфуша, у тебя есть хим. реактивы? – спросил он Марфу Валентиновну. – FeCl₃ и так далее?

– Господь с тобой, Петя, – испуганно ответила Марфа Валентиновна.

– Вот и замечательно, – облегченно вздохнул Петр Сидорыч и отправился на пруд топиться. Отшагав половину расстояния, он вспомнил, что лед с пруда еще не сошел, и свернул в пивную.

1987

Жизнь и смерть реставратора Степы

1. Однажды Степа получил отповедь.

– И ведь совершенно зря и понапрасну пострадал морально, – сказал Степа. А дело было так. Дела даже не было, а так, эпизод. Степа работал реставратором в одной из местных контор, и это, натурально, обязывало его по утрам напяливать комбинезон и каску поверх головы. И каска эта его изрядно смущала и ограничивала полет мысли, натирая до ссадин уши.

– Я не желаю с этим мириться, – заявил Степа и пошел к начальнику участка, но начальник не прочувствовал ситуацию, потому как он не любил Степу за то, что Степа носил на спецовке значок «Отличник спецподготовки», а у начальника в коллекции такого не было. Он сказал довольно резко: «Я, точно, в поте лица и тела добываю вам, Степан Андреевич, стройматериалы и инструмент, чтобы вы имели все условия для производительного труда. Где ваша пролетарская сознательность?»

Степа ушел. Его дух был надломлен.

– Нет у нас боле пролетариев, работники есть, а пролетариев нету, – сказал он за дверью.

2. И Степа решил послушать проповедь.

– Ибо здесь мое спасение, – подумал вслух он и в воскресенье поутру отправился в маленькую аккуратную церковь, совсем недавно им отреставрированную. Благодарный священник подарил ему Евангелие, отпечатанное на тонкой бумаге, а как-то раз пришла делегация старушек в составе трех человек с полиэтиленовым мешочком сочных чебуреков.

– Кушай, сынок, поправляйся, – ласково выступила с краткой речью самая представительная из них. – Любишь бога – и хорошо, живи счастливо, и на суде не погоришь. Приходи на службу, святой отец речь скажет, в программе означено: «Необходимое зло и борьба с ним».

Степа испугался и обрадовался одновременно. С одной стороны, что скажет начальник, если узнает, а с другой – все-таки к богу, если он имеется, чуток ближе. Всегда полезно в случае чего.

– …Истинно вам говорю: истинная истина вдвойне истинна от осознания ее неукоснительной истинности. Не примите за тавтологию, коей здесь и следа не может наблюдать человек безусловно набожный.

Степа, признаться, действительно уже подумал о тавтологии, но последняя реплика святого отца его охладила. Он не хотел обидеть собравшихся, расписываясь в недостаточной набожности.