Рассказы и стихи

– Вы размышляете – тварь ли вы ползучая?.. – ее голос внезапно оказался не сиплым. Видимо, в церкви взволновалась.

– Я уже знаю ответ на этот вопрос, – засмеялся Степа.

– Я тоже, Степан Андреевич, – вздохнула она. Степа слегка удивился.

– Ничего странного, – улыбнулось женщина. – Я работаю в отделе кадров нашего треста и видела ваше личное дело. А почему у вас красные уши?

– Мне каска мала, – смутился Степа.

3. И Степа решился на исповедь.

Вечером он явился к отцу Пафнутию. Тот читал какой-то детектив и потягивал из стакана крепкий чай.

– Проходите, проходите, Степан Андреевич, сейчас кино будет, третья серия.

– Я не к тому, святой отец. Я исповедаться пришел.

4. …А когда Степа умер, в последний путь его проводили отец Пафнутий, взявший на себя расходы, несколько старушек и начальник участка.

1988

Имени я не имею

В этот день Прокоп Фомич решил никуда не ходить, а остаться дома, сказавшись больным. Он почти тридцать лет работал на листопрокатном заводе слесарем, все, включая директора, его хорошо и лично знали, и Прокоп Фомич позвонил доктору Местковскому на завод. Доктор сказал, чтобы Прокоп Фомич быстро лечился, и обещал зайти завтра, если все будет как сегодня.

– Я, – сказал доктор, – если не поставлю Вас за два дня на ноги, буду не я, а враг производства и нашего коллектива. Так что поправляйтесь.

Прокоп Фомич пожаловался ему на ломоту в суставах и ноющую ножевую рану, которую он заимел на последней войне с немцами.

А в этот день небо было серое, и казалось, что пойдет дождь, а он все медлил и медлил. Вот Прокоп Фомич и не пошел на работу, рассудив, что раз начало месяца, то можно и поболеть чуток, тем более что рана и в самом деле делала попытки заныть. Потому как дождь не начинался, то это ей плохо удавалось, и Прокоп Фомич не сильно страдал.

Возле кровати лежал грязный носок, и ему это не нравилось. Чтобы не смотреть на него, он подошел к столу и стал читать журнал. «На шатком шестке сверкал сверчок. Он знал свое место и дорожил им как репутацией. Последняя основательно подмокла и нуждалась в сушке. А сушки так высохли, что не разгрызались ни зубами, ни импортным прибором, который почему-то измерял только угловые размеры звезд. К ним сейчас летела бывшая межпланетная станция. А на станции-то давеча, помните, глухой инвалид торговал спичками, которые купил в магазине по копейке, а продавал по три. Он слишком вольно истолковал известную пословицу о том, что любит бог, поэтому никто у него не покупал эти спички. А инвалид не ругался, потому что был немой, и только печально провожал единственным глазом поезда, и по его щетинистой щеке текла крупная соленая слеза».

Прокоп Фомич вспомнил про тучи и рану и загрустил. А дальше было: «Полный гражданин ему сказал:

– Вы напрасно намекаете на бога. Потому как он наверняка давал бы по три коробка на копейку. А Вы спекулянт.

Инвалид не нашелся что ответить. Вот я вас и спрашиваю, дети – кто прав?

Толик сказал:

– Прав полный гражданин, потому что у меня дедушка тоже немой инвалид, а спичками на станциях не торгует.

– Прав инвалид, – сказала Таня, – потому что он бедный и у него маленькая пенсия, поэтому ему нужны деньги.

– Оба правы, – заявил инспектор, сидевший на задней парте, и не ошибся.

– Верно, – воскликнул я. – Ставлю Вам пятерку в журнал. Как Ваша фамилия?

– Петров.

– Я тоже Петров, – обрадовался Веня.

– А ты молчи, Петров, – осадил его я и вывел отметку напротив фамилии «Петров».

– Вы замечательно ведете урок, – сказал инспектор, – поэтому я скажу о Вас на заседании роно очень положительно. Нам нужны такие учителя, которые могут не обратить внимания на то, что ученик оказался инспектором, и поставить ему пятерку. Так держать!

– Я рад слышать такие слова. Так как они правильные, то ставлю Вам еще одну отличную оценку, – ответил я».

Прокоп Фомич почувствовал тошноту и отвернулся. «В пивную, что ли, сходить?» – подумал он. Было еще часов десять утра, но пивная уже работала. Прокоп Фомич взял две кружки и подошел к столику, за которым стоял нестарый еще тип и задумчиво смотрел прямо. Можно было, конечно, встать у свободного столика, но Прокоп Фомич ощущал потребность поговорить.

У этого человека, который пил пиво, была небольшая борода. «Наверное, он просто перестал бриться, вот она и выросла», – решил Прокоп Фомич.

– Да, – сказал он печально, – погода отвратительная. Вон и рана болит.

Про рану он просто так сказал, потому что она не болела. Однако бородатый продолжал разглядывать в окно низкие тучи. «Не тот ли это инвалид со станции? – испугался Прокоп Фомич, – Вон и глаз стеклянный».

– Хм, – сказал он, – и пиво поганое.