Дверь ему открыла сама мисс Адель Герри. Она появилась перед ним высокая, темноволосая, благоухающая и такая женственная, в дневном туалете, открывающим взору не менее квадратного ярда пышной груди. Глаза мисс Герри сияли темным огнем. Этот огонь, пылавший во многих, сыгранных ею сценах, всегда приводил в восхищение таких знатоков театра, как Брукс Аткинсон, Мантл и Джон Мейсон. И вот теперь она стоит на пороге, обратив на него задумчивый взгляд. Ладонь её лежит на дверной ручке, волосы свободно закинуты назад, чуть-чуть на одну сторону.
— Я — мистер Блумер, — сказал Филип.
— Почему бы вам ни зайти ко мне? — спросила она ласковым голосом, призванным успокоить деревенского парнишку — подручного на молочной ферме, и полностью отвечающим этой задаче.
— На ваших дверях — какая-то записка, — сказал Филип, безмерно радуясь тому, что у него оказалась наготове хотя бы одна фраза.
— Благодарю вас, — ответила она, снимая с металлических дверей бумажку.
— Видимо, послание от тайного вздыхателя, — с улыбкой сказал Филип. Неожиданно для самого себя, он решил проявить светскость, тем самым объявляя войну юному деревенскому увальню и уничтожая подручного на молочной ферме.
Мисс Герри подошла с листком к окну, пробежала её глазами, поднеся ей близко к носу, как делают близорукие. Казалось, что она всем своим прекрасным телом тянется к начертанным в послании словам.
— Это — меню, — сказала она, бросая листок на стол. — Сегодня у них на ужин тушеный ягненок.
Филип на мгновение закрыл глаза в надежде на то, что когда он их снова откроет, мисс Герри, комната, да и весь отель исчезнут.
— Почему бы вам ни присесть, мистер Блумер? — сказала мисс Герри.
Он открыл глаза, промаршировал через всю комнату и уселся с прямой спиной на краешек золоченого креслица. Мисс Герри примостилась на диване и сделала это, надо сказать, весьма живописно. Она уселась на диван с ногами, согнув, как маленькая девчонка, колени. Её рука вытянулась вдоль невысокой спинки дивана, а холеные ноготки стали выстукивать на ней, какой-то замысловатый ритм.
— Знаете, мистер Блумер, — произнесла она с очаровательной игривостью в голосе, — вы совсем не похожи на драматурга.
— Знаю, — мрачно ответил Филип.
— У вас такой здоровый вид.
— Знаю.
— Но вы, тем не менее, драматург? — чтобы придать интимность беседе, она чуть наклонилась вперед, и Филипу лишь ценой больших усилий удалось оторвать трепетный взгляд от её декольте. Похоже, что эта роскошная грудь станет главной помехой в нашей беседе, подумал он.
— О, да, — ответил он, упорно глядя поверх её плеча. — Да, конечно. И, как я вам уже сказал по телефону, я пришел для того, чтобы забрать свою пьесу.
— «Обитель страданий»? — с небольшой заминкой, произнесла она, вскинув головку. — Какое милое название! Впрочем, довольно необычное для человека с таким завидным здоровьем.
— Да, мэм, — ответил Филип, стараясь держать голову прямо и смотреть вдаль.
— Как мило, что вы в связи с ней подумали обо мне, — сказала мисс Герри и ещё сильнее наклонилась вперед. Её полные благодарности глаза горели таким огнем, что, без сомнения, могли бы залить светом даже третий ряд верхнего яруса самого большого театра.
— Последние три года я практически находилась на покое. Я даже решила, что Адель Герри уже никто не помнит.
— Нет, нет. Это вовсе не так, — галантно произнес Филип. — Я вас прекрасно помню, — добавил он, понимая, что говорит совсем не то, что требуется, и опасаясь, что все, что он скажет дальше, будет ещё хуже.
— Театральная гильдия намерена поставить вашу пьесу, мистер Блумер? благосклонно поинтересовалась мисс Герри.
— Нет. Этого я не говорил. Я просто сказал одному знакомому из Гильдии, что неплохо было бы разослать её по театрам, и, поскольку она у вас уже два месяца…
Светившийся в глубоких глазах мисс Герри интерес слегка померк.
— У меня нет экземпляра вашей пьесы, мистер Блумер. Она у моего постановщика, мистера Лоуренса Уилкса. — Мисс Герри улыбнулась Филипу, несмотря на то, что при улыбке морщинки на лице становились заметнее, и добавила: — Мне было очень интересно встретиться с вами. Я постоянно стараюсь следить за приливом в театр новой крови.
— Благодарю вас, — промямлил Филип, ощущая при этом, как ни странно, какой-то восторг.
Лучистые глаза мисс Герри смотрели прямо на него, и он чувствовал, как его взор, видимо, будучи не в силах выдержать это сияние, все время стремится опуститься на её грудь.
— Да, я знаю мистера Уилкса, — сказал он очень громко. — Я видел множество спектаклей в его постановке. Вы в них были неподражаемы. Он прекрасный режиссер.
— Да, у него есть определенные достоинства, — ледяным тоном произнесла мисс Герри. — Но в то же время ему присуща и некоторая ограниченность. Очень серьезная ограниченность. Трагедия американского театра состоит в том, что в нем не осталось людей, не страдающих ограниченностью.
— Да, — согласился Филип.
— Расскажите мне о вашей пьесе, мистер Блумер. О той роли, которую вы уготовили мне. — Она изменила позу и села, скрестив ноги, с таким видом, словно была готова слушать бесконечно долго.