Рассказы из Убежища

Кади с трудом удалось чуть-чуть улыбнуться.

— Меня зовут Каролина Доротея ван Алтенховен, сокращенно Кади, я живу на Зёйдер Амстеллаан, 261.

— Ты уже соскучилась по своим родителям?

Кади кивнула в ответ. Она чувствовала такую усталость, и все так болело. Она тихо застонала и снова уснула.

Сестра Анк, сидевшая у постели Кади в небольшой белой палате, с беспокойством смотрела на маленькое бледное личико, которое безмятежно покоилось на подушке, словно не случилось ничего страшного. Но это случилось. Как сестра узнала со слов доктора, девочку сбила машина, выехавшая из-за угла как раз в тот момент, когда она хотела перейти улицу. Она упала, но, к счастью, тормоза оказались хорошими, и машина ее не переехала. Как полагал доктор, у девочки был двойной перелом ноги, ей отдавило левую руку, и левая ступня тоже получила повреждение. Сможет ли когда-нибудь это милое дитя снова ходить? Сестра Анк испытывала сомнения: лицо доктора казалось очень серьезным. К счастью, девочка ни о чем не подозревала, и по возможности не следовало ей открывать правду. Кади застонала во сне, и сестра Анк очнулась от своих размышлений. Но она ничем не могла помочь девочке. Она встала, нажала на кнопку и вошедшей сестре передала записку с именем и адресом ван Алтенховенов.

— Найдите поскорей в телефонной книге их номер и осторожно расскажите им, что случилось с их дочерью. Пусть приедут как можно быстрее. Если номера телефона найти не удастся, напишите записку и отошлите с посыльным!

Дверь бесшумно закрылась. Вздохнув, сестра Анк взяла свое вязанье со столика, стоявшего подле кровати. Сегодня у нее особенно тяжело на сердце. Почему ее так трогает судьба этой девочки? Разве за свою жизнь она повидала мало искалеченных людей, таких же, как этот ребенок? Разве не научилась она давным-давно скрывать свои чувства? Однако никакие доводы не помогали, и ее мысли снова и снова возвращались к случившемуся.

В дверь тихо постучали. Одна из сестер впустила в палату даму среднего роста и высокого элегантного господина. Сестра Анк встала — это, должно быть, родители Кади. Мефроу ван Алтенховен была очень бледна и испуганными глазами смотрела на дочь. Та все еще спокойно спала и не заметила их прихода.

— Сестра, расскажите же, что с ней. Мы так ее ждали, но и подумать не могли, что с ней могло случиться несчастье… нет, нет…

— Пожалуйста, успокойтесь, мефроу. Ваша дочурка уже пришла в сознание.

Сестра Анк рассказала все, что знала о происшествии, и, поскольку представила все гораздо легче, чем оно было на самом деле, она и сама почувствовала некоторое облегчение. Кто знает, может, девочке и вправду станет получше!

Пока взрослые стояли возле ее постели и разговаривали, Кади проснулась и, как только увидела в своей палате родителей, сразу же почувствовала себя гораздо хуже, чем ей казалось, когда она оставалась только вдвоем с сестрой. Девочку одолевали разные мысли; со всех сторон ее обступали картины, одна страшнее другой. Она видела себя на всю жизнь калекой… без руки… и еще всякие ужасы.

Мефроу ван Алтенховен между тем заметила, что Кади проснулась, и приблизилась к ее постели:

— Тебе очень больно? Как ты? Я побуду с тобой? Хочешь чего-нибудь?

Кади не могла ответить на все эти вопросы. Но она кивнула и с тоской подумала: хорошо бы, если бы вся эта суета прекратилась.

— Папа! — единственное, что она вымолвила.

Менеер ван Алтенховен подошел к краю большой железной кровати и, не говоря ни слова и не спрашивая, как она себя чувствует, взял руку дочери.

— Спасибо, спасибо тебе… — Больше Кади ничего не сказала, она опять погрузилась в сон.

Глава II

С того несчастного дня прошла неделя. Мать приходила к Кади каждое утро и в середине дня, но не надолго, потому что очень утомляла Кади своими непрекращающимися и нервозными разговорами, и сестра, которая всегда ухаживала за девочкой, сразу заметила, что Кади гораздо больше ждала отца, а не мать.

Сестра вообще не испытывала больших хлопот с доверенной ей пациенткой. Хотя девочку мучили сильные боли, прежде всего при врачебных осмотрах и процедурах, она никогда не жаловалась и никогда не проявляла неудовольствия.

Больше всего ей нравилось тихо лежать и мечтать, а сестра Анк сидела у ее постели с книгой или вязаньем. После первых, самых трудных дней Кади уже не спала так много. Она не прочь была поговорить и ни с кем не чувствовала себя до такой степени хорошо, как с сестрой Анк, спокойной и мягкой женщиной. Ее мягкость особенно привлекала Кади — та материнская нежность, в которой, как теперь Кади ясно вдруг поняла, она всегда так нуждалась.

Мало-помалу между Кади и сестрой Анк возникло чувство доверия, и девочка постоянно расспрашивала ее о самых разных вещах.

Когда прошло две недели и Кади уже многое ей рассказала, сестра Анк осторожно спросила ее однажды утром о матери. Кади ждала такого вопроса, и ей очень хотелось поделиться своими чувствами.

— Почему вы спрашиваете об этом? Может быть, вам показалось, что я невежлива с матерью?

— Нет-нет, но у меня такое чувство, что к матери ты относишься по-другому, более холодно, чем к отцу.