Рассказы, изданные на бумаге. Война. Книга 2

— Есть! И внушительный клиренс вполне позволяет сквозь него проползти. Но на окраинах Сталинграда уже нет ни одного ровного места. Кругом большие воронки от бомб и кучи разбитого кирпича и бетона. Да ещё трупы всюду лежат. Иногда пустыри или улицы сплошь усыпаны мёртвыми. Едешь прямо по ним и только по форме ты понимаешь, здесь наши легли, а здесь проклятые фрицы. — Сержант вдруг нахмурился и злобно сказал:

— Так что хрен его, где откроешь! Обязательно во что-то упрётся, — он отвернулся к стене вагона и надолго умолк.

Сто восемьдесят километров пути санитарный состав прошёл за пять с лишним суток и его очень часто атаковали самолёты врага. К счастью танкиста и Якова, их купейный вагон был одним среди многих и находился в сплошной веренице таких же больших эшелонов.

Пилоты фашистов били по тем, кто подвернётся им под руку и не следили за очерёдностью. Им было всё равно, кого они недавно обстреляли, а кого ещё нет. Главное, чтоб нанести наибольший урон новой технике и живой силе врага.

Добравшись до села Баскунчак, поезд простоял у развилки почти целый день. После чего, он всё же тронулся, но свернул не на юг, к солнечной Астрахани, как надеялся парень, а почему-то пошёл в противоположную сторону. Он двинулся точно на север и потащился к селению Пушкино. До него оказалось четыреста с небольшим километров.

Ветка железной дороги отстояла от Волги почти на две сотни вёрст, но по ней подвозили огромную часть солдат и воинской техники. Поэтому она бомбилась фашистами удивительно часто. Так же, как трасса, по которой недавно проехал зенитчик. Налёты фашистов продолжались до середины пути, а потом они прекратились.

«Скорее всего, все самолёты противника находятся у Сталинграда и его обширных окрестностей, — думал зенитчик. — Да и зачем летать далеко, если красноармейцы сами придут на нужное тебе расстояние? Достаточно разрушить железнодорожную трассу в одном единственном месте. Военные эшелоны собьются в плотную кучу и можно их бить словно в тире».

Пятнадцатого сентября эшелон миновал узловую очень крупную станцию, возле которой ещё до войны находился посёлок под названием Урбах. Год назад все поволжские немцы были срочно подняты с места и депортированы в Казахстан и Сибирь. Опустевшее внезапно местечко почему-то назвали в честь великого поэта России. То ли он здесь побывал когда-то проездом, то ли просто выбрали нечто нейтральное?

Здесь поезда повернули на запад, проползли восемьдесят два километра и оказались на мосту через Волгу длиною почти в две версты. Обеспокоенный Яков глянул в окно. Парень заметил, что возле крайней опоры стоит батарея из четырёх зенитных орудий диаметром 85-миллиметров. Возле них виднелись расчёты, состоящие из молоденьких девушек.

Вокруг не было видно воронок от бомб, и Яков с облегчением понял, что проклятые «юнкерсы» здесь ещё не бывали. Слишком для них далеко. А если и залетают сюда бомбардировщики фрицев, так только двухмоторные. Но чтобы не угодить под шрапнель мощных орудий, они должны находиться на максимально большой высоте.

С восьми, а то и с девяти тысяч метров мост выглядит тоненькой ниточкой, и попасть в него почти невозможно. Куда прощё бить по узлам железной дороге и по крупным заводам. Там очень легко нанести огромный урон.

Поезд спокойно переехал широкую Волгу, въёхал в Саратов и замер на какой-то станции. Было достаточно людно и не слышалось грохота взрывов. Вокруг царило такое спокойствие, что парню вдруг казалось, он вернулся в Баку, где нет ужасной войны. Вот только сотни калек в свежих повязках не давали забыть лейтенанту о том, что в Сталинграде идёт бесконечная бойня.

Через пару часов прибыли местные медики. Часть раненых, тех, кто полегче, сгрузили и отправили в госпиталь. Почти пришедшего в себя лейтенанта почему-то оставили. Ослепшего Долю и любопытного зенитчика Павла, который стал иногда возвращаться в сознание, тоже. Ближе к вечеру привезли партию очень «тяжёлых». Их уложили на свободные полки и сообщили, что утром поезд отправится в Куйбышев.

«Не стоит нам здесь оставаться до вечера, — подумал вдруг Яков. — Не ровён час, сюда явятся фрицы. Начнут сыпать бомбами, и погибнешь в глубоком тылу ни за грош».

Однако никто не спрашивал мнения парня и эшелон санитарных вагонов остался на месте. Наступила летняя ночь, и всё произошло точно так, как представлял себе Яков.

Ближе к двенадцати раздался звук мощной сирены и поднял лейтенанта на ноги. Громкоговорители, что висели на станции, громко прокаркали: «Воздушная тревога!» — и начался налёт проклятых фашистов.

Ярко вспыхнули прожектора, и пошли чертить небо во всех направлениях. То один, то другой захватывал чужой самолёт с крестами на крыльях, неспешно летящий на огромной высоте.

Луч высвечивал бомбардировщик на чёрном бархате ночи и сопровождал до тех самых пор, пока он не уйдёт из воздушного пространства над станцией. Зенитки посылали снаряд за снарядом. Вспышки разрывов вспухали меж звёзд и тысячи крупных картечин летели в фашистов.