Рассказы Ляо Чжая о необычайном

– Я ушла, полная гнева, – сказала дочь. – А вот теперь не могу взять себя крепко в руки, да еще хочу просить его… Что же у меня за лицо после этого?

– Мой тесть, конечно, не человек, – отвечал ей Ши. – Однако любезность твоей матери и твоя любовь мною не забыты. И то, что я, услыша про несчастье с твоим отцом, радовался ему, тоже ведь одно из человечески понятных чувств. Почему ты не сумела быть хоть немного более терпеливой?

Чантин сказала:

– Я только что на дороге повстречала мать и узнала наконец, что тот, кто связал моего отца, был как раз твой учитель!

– Вот как! Ну что же, все-таки это дело весьма легкое. Весь вопрос в том, что если твой старик не вернется домой, то отец и дочь будут разлучены. Если же, как я боюсь, он вернется, то твой муж будет плакать и сын горевать.

Старуха поклялась совершенно определенно, и дочь тоже дала клятву отблагодарить его. Тогда Ши в тот же час собрался и поехал в Бянь. Там он расспросил о дороге и явился в храм Первородного Владыки. Оказалось, что Чичэн вернулся незадолго перед тем. Ши вошел к нему и поклонился. Тот сейчас же спросил его, зачем он пришел. Ши увидел на кухне старую лису, которая была повешена за передние лапы с продетой в них веревкой, засмеялся и сказал:

– Ваш ученик является к вам, учитель, из-за этой вот самой чертовщины!

Чичэн спросил, в чем дело.

– Да это, видите ли, мой тесть!

И рассказал ему всю историю. Даос сказал, что лис этот злой и коварный, и не соглашался так легко его выпустить. Ши стал усердно упрашивать, и даос наконец изьявил согласие. По этому поводу Ши стал подробно рассказывать о проделках лиса, а тот, слушая эти речи, прятался в печь, и похоже было, что он конфузится. Даос смеялся.

– Не совсем еще забыл, видно, чувство стыда за свою подлость!

Ши поднялся и вытащил лиса. Взял нож, обрезал веревку и стал ее продергивать. Лис от непомерной боли яростно скрипел зубами. Ши не стал выдергивать веревку всю сразу, нарочно то останавливался, то дергал снова.

– Ну, что, – спрашивал он лиса, улыбаясь, – больно вам, почтеннейший? Не дергать, что ли?

У лиса зрачки так и сверкали: по-видимому, он сердился. Ши наконец отпустил его, и лис, взмахнув хвостом, выбежал из храма и исчез. Ши откланялся даосу и пришел домой, а уже за три дня до его прихода пришли сообщить вести о старике. Старуха ушла первая, оставив дочь дожидаться Ши. Когда тот пришел, она встретила его, упав перед ним на землю. Ши поднял ее за руки.

– Если ты, милая, не забудешь нашей ладной жизни, то ведь дело не в благодарностях.

– Теперь, знаешь, мы снова переезжаем на прежнее место, – сказала она. – Наша деревня и этот дом в близком соседстве, так что нашим вестям друг о друге ничто не будет мешать. Я хочу идти и проведать наших; через три дня я вернусь. Веришь ли ты мне или нет?

– Сын вырос без матери, – сказал Ши, – и не умер ребенком. Я тоже жил все время, день за днем, и это вошло у меня в привычку. Сегодня я, как видишь, поступил не так, как молодой Чжао, а, наоборот, отплатил старику добром. Таким образом, все, что для тебя надо было сделать, сделано. Если ты не вернешься, с твоей стороны это будет бессовестно. Тогда – пусть и недалеко от вас до меня – ты не приходи сюда и не беспокойся о нас. При чем тут верю тебе я или нет?

Женщина на следующий день ушла, а через два дня уже вернулась.

– Что так скоро? – спросил Ши.

– Отец мой говорит, что не может забыть, как ты в Бяне над ним трунил и издевался. Он долго ворчал, нить за нитью навязывая свои речи, но я больше не захотела его слушать… Вот отчего так скоро и пришла!

С этих пор женщины ходили друг к другу без перерывов, но между стариком и зятем так и не установилось ничего, даже брачных или похоронных посещений.

Автор этих странных историй скажет так:

Лисьи маневры, то так, то этак, хитры и предательски до крайности.

Раскаянье в своем браке у обеих женщин оказалось, как в одной колее: ясно, что это был ловкий прием и обман. Однако, раз захотели, пошли же они замуж! Значит, отвержение брака было ими предрешено.

Скажу еще: если муж ради жены спасает ее отца, то следовало бы ему ограничиться своим добрым делом, влияющим на человека, а злобу оставить. Но нет – он к этому присоединяет издевательство и глумление, и как раз тогда, когда жертва находится в самом трудном положении.

Нечего удивляться, что тот не мог этого позабыть до конца жизни!

Если бывают где-либо в мире «лед» и «яшма»[284], то они, вероятно, вроде этих.

ЯН – ШРАМ НАД ГЛАЗОМ

Один охотник лежал ночью в засаде среди гор и увидел какого-то маленького человечка, ростом фута на два с небольшим, который одиноко шел по дну ручья. Через некоторое время подошел еще один человек, такого же роста. Они встретились и спросили друг друга, кто куда идет. Первый сказал:

– Я хочу сходить повидать Яна – Шрам над глазом. На днях я видел, что у него вид был тусклый, черный. Много вероятий за то, что с ним стрясется беда.

– Я тоже так думаю, – сказал второй, – в твоих словах нет ошибки.