Итак: Чавчавадзе и Завелейский, состоящие под секретным надзором Третьего отделения, и друзья обоих — чиновники из грузинской казенной экспедиции — это кружок. Кружок «кавказцев», людей, очень близких между собою: четверо из них даже живут сообща, одним домом. Столуются вместе. Вот что узнаем мы — и тоже впервые — из рассказа Василия Завелейского: «Чавчавадзе, Легкобытов, Калиновский и мой меньшой дядя, Михайла, жили в доме купца Яковлева у Семеновского моста и сходились обедать вместе в квартире Чавчавадзе; кажется, все они держали общий стол, хоть повар был князя Чавчавадзе. Я обедал у них часто, а праздники и воскресенья в особенности я проводил у них. Здесь после вкусного обеда и кахетинского чавчавадзевского вина мы говорили, шутили, смеялись и читали новости политические и литературные. Читали или Легкобытов или я; а Миша с Калиновским дурачились. Последний, хотя статский советник и бывший уже вице-губернатор, небольшого росту, толстяк — был очень веселый и смешливый человек; редко бывало не хохочет. А был очень неглуп и человек с состоянием».
Далее следует портрет Александра Гарсевановича Чавчавадзе, которого мемуарист запомнил в его излюбленной позе: «…курит себе сигару да лежит на кушетке, задравши ноги, но всегда в сюртуке и в эполетах. Говорили, что он был владетельный князь Кахетии и был с нашими войсками в Отечественную войну в Париже, вероятно очень еще молодым. Он был стройный, тонкий в стане и красивый очень мужчина и казался еще молодым, лет 33-х, не больше. Кажется, он шнуровался, но волосы у него были не подкрашенные черные и движения еще молодые. Он, помнится, нигде уже не служил тогда, но носил эполеты и саблю. Вероятно, он числился по кавалерии. Сын его Давыд, молодой гвардейский уланский юнкер, приходил к нему из школы подпрапорщиков каждую субботу и обедал на другой день с нами, но всегда за другим, маленьким столом, в своем толстом мундире. Почтительность к отцу у него была удивительная: бывало, отец скажет: „Давыд“. И он тотчас же отвечает из другой комнаты: „Батоно?“ Но в этом ответе по интонаций голоса так и звучит: „Батюшка! слушаюсь, что прикажете?“»
Первое, что надо отметить в этом рассказе, — чтение вслух новостей литературных и политических. Нетрудно представить себе, что за чтением должно было следовать их обсуждение. Приятели Чавчавадзе — люди с образованием и с интересами. Легкобытов окончил Московский университетский Благородный пансион (в котором после него учился Лермонтов). Калиновский — воспитанник Харьковского университета. У Григорьева — гимназическое образование. Александра Чавчавадзе Григорьев рекомендует как человека «весьма начитанного». Это мы и без него знаем. Но, видимо, в Петербурге Григорьев имел возможность и сам убедиться в этом.
Поэтому совершенно ясно: журналы и газеты читаются не ради времяпрепровождения, а из интереса всей этой компании к политике и литературе. Много смеются. Главные по этой части — Калиновский и «меньшой дядя Михайла Завелейский». Кто такой? Тоже чиновник, только почтового ведомства.
Теперь давайте попробуем выяснить, что это за дом возле Семеновского моста, в котором они живут. Возьмем старый план.
Дом купца Яковлева у Семеновского моста числится тут под № 58 по Гороховой улице и № 64 по Фонтанке. Если же открыть «Книгу адресов С.-Петербурга на 1837 год», то нетрудно узнать, что в доме «по Гороховой № 58 и по Фонтанке № 64» жил «Чивковадзи князь Алексей Иванович, генерал-майор, состоящий при Отдельном Кавказском корпусе». То ли тугое ухо было у квартального надзирателя, то ли рука нечеткая, но только при «прописке» Александр Иванович Чавчавадзе превратился в Алексея Ивановича Чивковадзи. Вы спросите: почему же «Иванович»? Не будем слишком строги по отношению к квартальному. Ивановичем величал Чавчавадзе даже добрый его знакомец — помянутый нами поэт Василий Григорьев.
Ныне этот старинный дом — угол улицы Дзержинского и Фонтанки — возле Семеновского моста значится под номером 85/59. Как видим, Василий Завелейский не ошибается: все верно!