Дверь приоткрылась и из ванной испуганно озираясь вышел сантехник, он пытался вспомнить какую-то цитату в ответ, из Шопенгауэра, но на ум ничего не шло кроме как (я не любитель острых ощущений, чтобы есть живых ежей) не задумываясь о последствиях он выпалил это единым духом. Тётя Даша сочла это конечно непростительной неблагодарностью по отношению к себе и особенно к своим кулинарным талантам, и с криком ах ты хам ринулась веником наперевес к сантехнику, которому ничего не оставалось другого, как сново скрыться в ванной комнате. Тут его опять прихватило и он понял – что на своё счастье, он сново оказался в туалете, а не на лестничной площадке. Неизвестного, чем бы кончилось это противостояние между сантехником и клиентом, если бы не случайное появление Ирочка с командировки. Она тихо открыла дверь своим ключом, чуть не столкнулась в коридоре с мамашей, которая стучала веником по двери туалета
– Что тут происходит?– изумилась она – сантехник приходил?
– А, как же, приходил, да уходить не хочет, в туалете уже три часа как сидит, не вылезает!
– Как это не выходит, а почему?
– Живот у него разболелся, видите ли. Плохо соображая, что происходит, Ирочка тихонько постучала крашенным ноготком указательного пальчика по двери и строго спросила сантехника
– Вам плохо, почему вы не выходите?
– Да плохо!– низким приглушённым голосом
– Что с вами?
– Живот болит!
– Может вам врача вызвать?
– Не надо, уже легче – и тут Вячеслав Юрьевич издал один из тех непонятных звуков, которые издают только те люди у которых серьёзно болит живот и нет никакой альтернативы в поисках выхода из сложившейся ситуации.
– Ничего не понимаю – потеряв всякую реальность происходящего абсурда, она в недоумении пожала плечами, с раздосадованным видом прошла на кухню, чтобы, что нибудь выпить с дороги. На столе стоял слегка отпитый стакан с теплым чаем и она не долго думая выпила его залпом. Сначало вкус, а потом запах её насторожил, показался знакомым и тут до неё дошло, что это одно из тех снадобьев которое она покупала в последнее время, её подозрения подтвердились когда она увидела на столе этикетку с названием (Толчок) на лицевой стороне. Голосом не предвещающим ничего хорошего, она позвала Дарью Михайловну на кухню и указывая пальцем на чай, спросила
– Мама, что это такое?
– Как, что такое, доченька, разве не видно, день был такой солнечный с утра, так хорошо всё начинался, а тут такая напасть .....
– Вы мне зубы не заговаривайте мама, откуда вы взяли этот пакетик? – недождавшись ответа, лицо у Ирочки неожиданно побледнело, в животе предательски заурчало и она со всех ног бросилась к туалету
– Послушайте, я не знаю как вас зовут, но мне срочно нужно в туалет по нужде – стучалась она в дверь, носком своих маленьких туфелек.
– Звать меня Вячеслав Юрьевич, а туалет мне нужен самому – со злостью
– Ирочка деточка, папина утка должна быть где-то в шкафу – пока Ира выкидывая всё подряд из шкафа, ища мочеприёмник с судном, тетя Даша вспомнила, что тоже хлебнула полстакана проклятого чая, ей сразу стало жутковато и она кулаком начала стучать в дверь туалета:
– Засранец ты этакий, выходи сей час же, я тебя по хорошему прошу!
– Мне и тут неплохо – огрызнулся сантехник!
Говорят, что после этого случая, Слава стал пить водку, как все нормальные сантехники, забросил немецкую классическую философию и стал играть в шашки. Ирочка наконец похудела, стала стройной барышней и вышла замуж за сантехника. Нет, нет не за Вячеслава Юрьевича, а за другого, Колю которого знала ещё со школы. Что касается Тёти Даши, она по прежнему варит варенья и отлично готовит блины.
Непредсказуемость
.Непредсказуемость – вещь загадочная.
Утро рабочего дня на Елисейских полях начинается не как во всём мире, с восходом солнца. Жизнь здесь не умолкает даже ночью, всё самое интересное происходит в Париже под мерцание неоновых вывеск, ресторанов и бар. Поэтому, из-за непрекращающегося потока людей машин,туристов, здесь невозможно определить, кто идёт на работу, а кто возвращаются с неё. Даже солнце, здесь не светит так, как в других городах Европы.
Где в середине бульвара, в небольшой кафешке под названием ‘Прет а манже’ – вот уже несколько лет подряд, в мае месяце, заказывает себе по утрам столик один и тот же человек. Он приходит сюда где-то в половине десятого, всегда опрятно одет, выбрит до синевы, с копной седых волос и выразительными чертами лица. Всегда держится молодцевато, несмотря на свой почтенный возраст, садится на своё место, которое зарезервировано, заказывает кофе с круасаном. Долго его ест макая в кофе. Расплатившись, он перекидывается с официантом парой дежурных фраз и сидит там до двенадцати часов, смотря куда-то вдаль, поверх голов посетителей, беспристрастным взглядом старого человека. И так каждый год, в один и тот же месяц.
Новые клиенты, неторопясь заходят в кафе, те что сидели в глубине зала, оставив чаевые, выходя на улицу морщатся от солнца, комическими гримасами, словно дети подземелья, лишь только старик сидит истуканом с острова Пасхи, полностью ушедшим в самого себя.