Раннее утро. Как обычно в маленькой кафешке, кипит работа. Официанты протирают столы, кто моет посуду, молодой Генрих расставляет столы и стулья на террасе.
– Генрих сходи за свежими газетами в киоск
– Не надо, я уже купил – невесть откуда появившийся патрон с пачкой прессы в руках. Генрих оставь эти стулья в покое, идти за мной я тебе что-то показать хочу. Усевшись за один из свободных столов, он вынул сигарету из пачки Camel, прикурил от за зажжённой спички и глубоко затягиваясь протянул Генриху одну из тех газет, где на последней страничке между различными объявлениями бываеют короткие записи о усопших
С глубоким прискорбием сообщаем о преждевременной
кончине, последовавшей 12 мая Гаспар де Дюваль, память
о нём будет всегда в наших сердцах.
– Так значит он всё-таки умер! – изумлённо воскликнул Генрих
– Ты дату видел?
– Ничего не понимаю патрон
– И не старайся понять, Генрих куда нам – утопая в клубах дыма – когда человек очень долго живёт, он так привыкает к этому Миру, что ещё долго не хочет уходить.
Развязанная кофта
Дождь буйно бился в окно, рассыпаясь мутным бисером по стеклу. Юра Павлович с грустью смотрел во двор и думал: что дальше так продолжаться не может, а за спиной звонко с переливами кричала жена. Наконец дождь приутих. Петляя между неровностями старого асфальта, новообразовавшийся ручеёк стремительно потёк по улице, вливаясь в свинцовые лужи с лопающимися пузырьками на поверхности. С годами у Тани начал меняться характер, из когда-то весёлой сероглазой девчонки, которую Юра полюбил, молодым студентом из Югославии, она постепенно превращалась в сварливую, но всё ещё внешне приятную женщину. После стольких лет совместной жизни, когда был испит весь нектар любви, а сам цветок страсти стал увядать, осыпаясь лепестками лет, супружеская жизнь начала давать трещины. Если раньше они шли на уступки в своих ссорах, чтобы избежать конфликтной ситуации, залог брачной экзистенции, то сейчас малейший спор у них грозил перерасти в скандал.
На диване рядом с Юрой сидел пёс породы бордер-колли, уткнувшись влажным носом ему в ладонь, терпеливо сопя чёрным как деготь носом, он старался поймать взгляд хозяина каждый раз, когда тот начинал говорить. Новый, сильный порыв ветра окатил окно густым дождём и с грозным воем обиженно отлетел, растворяясь в худых макушках осиротевших от непогоды берёз. Юра Павлович наконец оторвал взгляд от окна и твёрдым голосом сказал:
– Таня, с меня хватит, расходимся! – Крик сразу прекратился, наступило молчание. – Я принял это решение, оно окончательно и бесповоротно.
– Мне всё равно, поступай как хочешь, это не жизнь, как мы живём, – с печалью в голосе отозвалась она.
– Первое время я поживу в деревне, а потом продадим квартиру и разведёмся.
– Как скажешь, мне безразлично, – холодно ответила она, нервно поправляя волосы.
Раннее утро, скрип половых досок, шорохи, странные постукивания на чердаке, это те звуки, которыми всегда полон старый деревенский дом. Рядом, за окном хрипло, с надрывом, орёт обезумевший спросонья петух, где-то жалуется сойка, бубнит горлица. Юра тихонько высунул нос из-под одеяла и невольно принюхался: пахло сыростью, дровами, мышами и ещё чем-то непонятным, похожим на смолу. Сбросив одеяло на пол, он поднялся с кровати, поёживаясь от сырости, в одном тапке на босу ногу покачиваясь поплёлся в туалет, скрипя половицами. В прихожей на стене в дешёвой рамке висела картина с примитивными сценками из жизни французских моряков. Два небольших чемодана лежали нераспакованные на столе. Предательски заурчал живот, напоминая о себе, кушать в доме было нечего. Может, выйти молока купить у соседки, подумал Юра, натягивая штаны. Нащупав в кармане заветный трёшник, он вышел во двор. Первые оранжевые лучики солнца из-под сосновых макушек, весело озаряли деревню. От леса шла утренняя дымка, где-то усердно бился дятел головой о больное дерево, куковала кукушка, зовя к себе партнёра. Как миллионы лет назад, свет, источник жизни, пробуждал от сна природу. Неожиданно на поляне появилась лиса, выбежав из-за зарослей дикого шиповника, она остановилась, повернув рыжую любопытную мордочку, и уставилась на Павловича, собака тут же привстала и угрожающе зарычала.
– Спокойно, Джим, спокойно, не кипятись, дружище, – прошептал Юра, зевая. Лиса продолжала смотреть в глаза, окаменев на мгновение, через пару минут из кустов вынырнули четыре лисёнка и бросились к матери, вместе они быстро побежали в лес. Природа, подумал Павлович, поёжившись от свежести, как только люди живут в городе, и, весело хихикнув неизвестно чему, пошёл в сторону соседского двора. Что-то непонятное с ним происходило, у него почему-то появился прилив сил и поднялось настроение.
– Петровна, ты дома? – крикнул он в сторону раскрытого окна, встав на цыпочки, заглядывая через низкий забор.
– Дома, где мне ещё быть, а это ты, милок, – с удивлением – когда приехал, надолго?
– Да так, побуду чуток.
– Таня как поживает? – Всё нормально, привет передавала.
– Вот спасибо ей, если чего понадобится, ты это того, не стесняйся, заходи.