Рассказы ночной стражи

Он по-прежнему в маске лисы-оборотня, белой с красным. Дым и ночь уничтожают краски, стирают их, превращая в одну — серую. Такого цвета лицевая плоть каонай. Кажется, что одна маска сменяется другой, лисья морда — потерянным лицом. Служебную маску карпа Мигеру потерял.

Хор:

Мы — духи воспоминаний,

мы память слуги Мигеру,

при жизни — Мигеля де ла Роса,

капитана «Меча Сантьяго»,

сбежавшего от болезни в рай.

(Вразнобой, под грохот барабанов.)

Мы — сельский дурачок с пистолетом,

смеясь, он нажимает на спусковой крючок.

Мы — семья безликих при храме Вакаикуса,

туманным утром

мы рисуем друг другу лица,

и нет любви выше этой.

Такова жизнь, поняли мы,

Не хуже любой другой, поняли мы,

запомнили мы.

Мигеру:

Блеск пламени на лезвии меча.

Скажите: «Воплотись, его мечта!»

Рэйден:

Имеешь ли ты право, слуга,

на такие слова,

обращённые к благородному хозяину?

И язык твой не костенеет,

произнося их?

Горло не сжимается,

издавая звуки, полные дерзкого смысла,

в присутствии высоких господ?!

Хор:

Мы — духи воспоминаний,

мы память слуги Мигеру,

при жизни — Мигеля де ла Роса.

(Вразнобой, под грохот барабанов.)

Мы — насмешки, побои и оскорбления,

осознание греха,

Надежда на прощение.

Мы — двор в управе Карпа-и-Дракона,

юный самурай, делающий выбор.

Это жизнь, поняли мы,

это тоже жизнь, поняли мы,

запомнили мы.

Сэки Осаму делает круг по сцене. Маска старшего дознавателя во всём подобна его же лицу, только маска полностью лишена страстей. Лишь тени скользят по ней, создавая удивительные гримасы и уничтожая их. Дым клубится в облаках, складывается в знакомую картину: карп борется с течением. Такая роспись украшает стену зала в служебной управе.

Сэки Осаму:

Младший дознаватель Рэйден!

Не вы ли хотели знать,

пытались выведать,

зачем таким, как мы, нужны каонай,

зачем мы держим безликих слуг?

Рэйден:

Да, господин!

Сэки Осаму:

Неслыханная дерзость!

Немыслимая глупость!

Я знаю всех троих: и вас, Рэйден-сан,

и дерзость, и глупость.

Я горел в их костре,

захлёбывался их водой,

горькой водой правды.

Я был таким, как вы,

вы станете таким, как я.

Вы по-прежнему хотите знать это?

Желаете остаться на службе?

Ясно понимать, что к чему?

Рэйден:

Да, господин!

Сэки Осаму:

Тогда скажите: «Делай что должен!»,

произнесите: «Делай что должен!»,

И отступите на шаг.

Ваш долг исполнен, ваше дело сделано.

Рэйден выходит на авансцену, смотрит в зал.

Рэйден (указывает через плечо на Сэки Осаму):

Тяжко это знание, говорил он мне,

тяжелей горы.

Пока бога не тронешь, говорил он мне,

он не проклянёт.

Подыму ли тяжесть?

Трону ли бога?!

(Возвращается к Мигеру.)

Делай что должен!

Мой долг исполнен, моё дело сделано.

Твой черёд!

Мигеру снимает маску лисы. Становится на колени перед умирающим Камбуном. Берёт шпагу двумя руками, поднимает над головой. Остриё упирается в грудь Камбуна, напротив сердца.

Мигеру:

Señor, compadécete de mí,

pobre pecador![78]

4 «Руины не имеют силы»

Это была быстрая смерть.

В иной ситуации я бы сказал: лёгкая.

Всем весом Мигеру навалился на меч, словно не доверял стали из Тореду и своей руке. Должно быть, клинок пронзил Камбуна насквозь и ушёл в землю. Так булавкой пригвождают насекомое к листу бумаги.

— Маски, — звенящим голосом произнёс мой слуга. — Время снимать маски; все, какие есть.

Я готов был поверить, что удар отнял у Мигеру последние силы. Какое-то время он висел на клинке, выгнув меч дугой. Чего-то ждал? Не мог пошевелиться? Потом Мигеру медленно разжал пальцы, отпустил рукоять. Сел на пятки, вздохнул с ясно слышимым облегчением. Лёг на спину, вытянул ноги, уставился в небо.

Спать собрался, что ли?

Я встал над ним, собираясь сказать… Что?! Слова застряли у меня в горле. Мигеру куда-то делся, передо мной лежал совершенно другой человек. Превращение состоялось незаметно, без содроганий, воплей и отвратительных чудес. Вода перетекла из одной формы в другую. Я знал это тело, сухое и жилистое, знал это лицо. Когда человек открыл глаза, я узнал и взгляд.

— Что? — спросил Ивамото Камбун. — Что здесь происходит?!

— Вы живы? — глупо пробормотал я.

— Сам удивляюсь.